КАРЛО. Зачем ты это рассказал?
ЭПИМЕТЕЙ. Прошлое всплывает на поверхность. Прошлое всплывает на поверхность, ты знаешь сам.
КАРБОНИ. Словно ужи в цистернах! Все резонирует, как в пустоте, и вот оно, идет. Оно там, может быть, покоилось годами и вдруг явилось нам, будто фильм, который ты сам снимал, не отдавая в том себе отчета, и вот он теперь внезапно проявился.
ЭПИМЕТЕЙ. Да, именно внезапно. Как Пандора. Она вернулась в середине фильма, снимавшегося на протяжении тысячелетий миллионами трудолюбивых муравьев. Но она ничего не сочинила для этого фильма и даже не прочла его, зато сыграла свою роль, вот умница, вызубрив все назубок.
КАРЛО. Фильм — это ее ящик.
ЭПИМЕТЕЙ. То есть как?
КАРЛО. Ну да, фильм. С надеждою на дне, днем исчезающей с тенями.
КАРБОНИ. Слишком просто!
ЭПИМЕТЕЙ. Да, слишком просто!
КАРЛО. Но все записано меж тем. Все глупости, с самого начала. А если они там и окажутся?
ЭПИМЕТЕЙ. Хороши мы будем.
Пауза.
Мой брат пришел?
КАРЛО. Пришел.
ЭПИМЕТЕЙ. Так где же он? Он не зашел ко мне.
КАРЛО. Нет, он пришел к Пандоре.
ЭПИМЕТЕЙ. И он ее увидел?
КАРЛО. Он ее увидел.
ЭПИМЕТЕЙ. И ей сказал, что она уже ничто для мира, он ей сказал: дорогу людям! Чем бы им это ни грозило. Он так ей и сказал, я не ошибся?
КАРЛО. А что, по-твоему, он мог еще сказать?
КАРБОНИ. Он не хочет ни траура, ни забвения. Забвение пока еще грозит ему воспоминанием. Ему нужна прямая линия, трудом начертанная, линия, которая стирается по мере продвижения, ему необходима эта энергия, смертельная борьба, прямая линия, вытянутая к горизонту, а горизонт он видит так же четко, как границу пожара на холмах.
ЭПИМЕТЕЙ. Но не в его же власти уничтожить то, что остается незыблемым, как и не в моей власти было вернуть то, что ушло.
Пауза.
Остается, уходит, возвращается… При чем тут он? Все соткано воедино и держится без нас. Да, держится, словно оно подвешено. И движется, движется непрестанно, и мы то и дело проникаем сквозь, царапая себе глаза.
Входят туристы, переодетые в античных греков.
КАРБОНИ. А вот и снова вы!
ПЕРВЫЙ ТУРИСТ. Ну, в общем, да…
ВТОРОЙ ТУРИСТ. Вы уж простите, мы дико извиняемся, но у нас украли все и…
ПЕРВЫЙ ТУРИСТ. Все! Деньги, чемоданы, фотоаппараты… Там, на стоянке, среди бела дня! Италия!
ВТОРОЙ ТУРИСТ. И тогда дирекция фестиваля согласилась нанять нас статистами…
ПЕРВЫЙ ТУРИСТ. Ведется расследование. Надеюсь, оно не затянется…
КАРБОНИ. Да нет, осталось уже немного. А что это у вас за костюмы?
ВТОРОЙ ТУРИСТ. Нам их дали, решили, что подойдут. Они, кончено, спорны, но вопрос костюмов в античной пьесе никогда, в общем, не был окончательно решен.
КАРБОНИ. А что, тут играют античную пьесу?
ВТОРОЙ ТУРИСТ. Да нет, конечно, наверное, даже, вовсе нет. Но, как бы то ни было, все, что имеет отношение к Античности…
КАРБОНИ. Имеет отношение! А вы к чему имеете отношение?
ПЕРВЫЙ ТУРИСТ. Извините, но не в этом дело. Мы здесь не для того, чтобы к чему-нибудь иметь отношение. Впрочем, к чему вообще театр имеет отношение, как не к самому себе? Мне, однако, кажется, простите, но, раз уж мы заговорили об этом, вся проблема именно в том, что вы все время с чем-то соотноситесь, а это неверный путь.
ВТОРОЙ ТУРИСТ. Да, и нам кажется, как и многим теперь, что театр должен, как бы это сказать, решительно отказаться от утверждений, а идеи в нем должны быть невидимы, покорны и выражаться вместе с пластами жизни, которые их воплощают…
ПЕРВЫЙ ТУРИСТ. Во всем должна быть безусловная простота. Но это, разумеется, мы согласны с вами, труднее всего реализовать.