ЛЮБОВНИК, УЖЕ УМЕРШИЙ. Да с кем мне было улаживать?
ОТЕЦ, УЖЕ УМЕРШИЙ. С вашей семьей, отцом, матерью, братом, сестрой, женой брата, с семьей, одним словом, есть же у вас семья, естественная семья, имею я в виду…
ЛЮБОВНИК, УЖЕ УМЕРШИЙ. У меня нет никого, кроме него. Только он. Постепенно, никто этого не хочет понять, постепенно отпадала необходимость во всех, кроме него, ничего и никого больше не нужно мне было в жизни…
А для другой его семьи, той, которую он сам себе избрал? Для Закадычного, который всегда рядом, чтобы уберечь его от горестей и защитить от меня, ибо, в конечном итоге, разве не был я самой большой его горестью? Для Закадычного, такого рассудительного и серьезного, который никогда ни во что не вмешивается и как это она вначале сказала?..
ЕЛЕНА. …и пытается, зачастую весьма успешно, помешать событиям скатиться в драму.
ЛЮБОВНИК, УЖЕ УМЕРШИЙ. Вот-вот… который никогда ни во что не вмешивается и пытается, зачастую весьма успешно, помешать событиям скатиться в драму… Так вот… Закадычного со всем его окружением, всей этой свободно выбранной семьей, жену Закадычного Елену, которая, в свою очередь, защищала Закадычного, и так далее, все это множество персонажей я тоже считал своей семьей, потому что никакой другой у меня больше не было…
Я жил с ним. Я жил с ними.
ОТЕЦ, УЖЕ УМЕРШИЙ. Но разве нет нигде, ну я не знаю, в какой-нибудь глухомани вроде этой каких-то других людей, которым бы хотелось, которые бы мечтали о том, чтобы вы о них позаботились, чтобы ты о них позаботился, черкнул бы письмецо, пусть совсем коротенькое, как знак прощания, не больше, должны же они где-то быть, эти люди…
Ты не отвечаешь?
ЛЮБОВНИК, УЖЕ УМЕРШИЙ. Слишком поздно. Что сейчас скажешь? Не помню, не знаю. Все кончено.
(…)
СЮЗАННА. Когда ты уехал — я не очень хорошо помню тебя в тот момент, слишком много лет прошло — когда ты уехал, я же не знала, что ты уезжаешь так надолго, а то была бы повнимательней, приняла бы какие-то меры, а так осталась совершенно ни с чем, — когда ты уехал, трудно поверить, но я забыла тебя довольно быстро.
Была маленькая и глупая, как говорится, мала была.
Не очень-то хорошо это было с твоей стороны так надолго уехать, нехорошо ни для меня, ни для нее, нашей матери, нет, совсем нехорошо — сама-то она тебе не скажет, — и в каком-то смысле для них, Антуана и Катрин, это тоже было нехорошо.
Более того — и думаю, я тут не ошибаюсь, — более того, и для тебя тоже это не могло, не должно было быть хорошо, для тебя тоже. Так я полагаю.
Иногда ты, должно быть, тоже, даже если ты самому себе в этом не признаешься и даже если никогда и не захочешь признаться — речь-то идет именно о признании, — иногда ты, должно быть, тоже, ты тоже, о чем я и говорю, ты тоже, должно быть, скучал без нас иногда, возможно даже часто скучал и жалел, что не можешь нам об этом сказать.
Или же с большей долей понимания — я думаю, ты человек искушенный, человек, которого можно считать искушенным, человек, понимающий природу вещей, — или же с большей долей понимания тебе следовало иногда пожалеть о том, что не дал нам возможности ощутить твою потребность в нас, признаться нам, речь идет именно о признании, что скучаешь, и заставить нас в свою очередь просто побеспокоиться о тебе, ничего не требуя взамен.
Вот о чем ты должен пожалеть.
Иногда ты присылал нам письма, иногда мы получаем от тебя письма, даже и письмами не назовешь. Так, записочки, буквально несколько слов, две-три фразы, не больше. Немногословные послания.
Иногда ты посылал нам немногословные письма.
Мне казалось, когда ты уехал, так мне казалось после твоего отъезда, когда я была ребенком, а ты сбежал не простившись — тогда все и началось, — ибо ты просто сбежал не простившись, так и было, хотя лично я ничего плохого тебе не сделала! Мне казалось, что твое призвание — писать, ты мог бы стать писателем, у меня это засело в голове, ты был хорошим учеником, а представление о хороших учениках и у меня, и у родителей в конечном итоге сводится к способности писать, и мне казалось, что в любом случае — ты ведь знаешь, не можешь не знать, что все мы здесь восхищаемся тобой, именно восхищаемся, по-другому и не скажешь, восхищаемся как раз способностью писать, — в любом случае, если тебе понадобится, если ты будешь испытывать потребность, почувствуешь необходимость, если у тебя вдруг возникнет желание, ты всегда сумеешь писать, использовать этот дар, чтобы сойти с неверного пути или продвинуться дальше по пути верному.