Ну, чего ждете, надевайте наручники, давайте.
Не хотите, понятно, для черной работы есть рядовые сотрудники, ясно, ясно.
Чего-то долго тянули, вы же могли меня повязать уже через месяц.
Надеялись из меня еще что-нибудь вытянуть?
Я ничего не знаю, по нулям.
Траву сею сам и продаю только друзьям. Я — кустарь-одиночка. Люблю немного пофантазировать, у меня хорошо язык подвешен.
В принципе, чего я дурку ломаю. Я прекрасно знаю свои права и ничего говорить не буду.
ПМ. Да, действительно, язык у тебя подвешен неплохо.
ММ. Если бы не ваша долбаная система, которую вы представляете и которая вынуждает меня таким способом зарабатывать бабки, я бы стал выдающимся экономистом или юристом.
Точно был бы юристом.
Но ничего не поделаешь, каждый может проколоться, бывает.
Почему вы ничего не говорите, почему молчите?
ПМ. Я тебя слушаю.
ММ. Понятно, вот так бы с самого начала. Хотите договориться?
Конечно, конечно, мы можем договориться. Я в этом немного разбираюсь, моя мать тоже работала в бюджетной сфере. Nobody is perfect, и каждый пашет, как может, да?
ПМ. Ты опять ошибаешься.
ММ. Чё, денег не хватает, хотите войти в долю?
Вот это уже конкретный базар. Я, конечно, могу на это пойти, но вы тоже должны кое-что сделать, вы меня понимаете?
ПМ. Я уже тебе сказал: ты ошибаешься.
ММ. Ошибаюсь? Вы не мент?
Тогда кто, ептыть?
ПМ. Я сразу сказал, что у меня к тебе очень личное дело, но ты говоришь и говоришь без умолку.
Я хочу тебя поближе узнать, для меня это важно.
ММ. Знаете, это уже не смешно.
Чего вам надо, блин, кто вы?
Может, думаете, если меня зацепили, то можно прикалываться надо мной?
Я вот что скажу. Я продаю эту сраную траву, потому что хочу когда-нибудь начать нормально жить. Нормально, понимаете?
Я не из богатой семьи. Отец на восемнадцатилетие машин мне не дарил.
Я его никогда в жизни не видел. Он, наверное, сидит теперь в Штатах или в какой-нибудь Швеции, и на хер я ему не нужен. И никогда не был нужен, он ни разу вообще не появился. Я уверен, что он ни разу про меня и не вспомнил.
Да разве вы поймете?
Моя мать всю жизнь пахала по двенадцать часов, чтоб мы с голоду не подохли, пока ей не сказали: спасибо, ты уволена.
Разве вы это поймете?
Знаете, как она сейчас выглядит? Утром встает, застилает постель, и больше ей нечего делать.
Ходит по квартире и целый день сама с собой разговаривает.
Я это рассказываю, чтоб вы знали, что я не какой-то там дебил, которому не хер делать. Я просто хочу нормально жить.
Я постоянно корчу из себя придурка, но так надо. Иначе мне не заработать этих бабок. А про юриста я серьезно. Аттестат зрелости у меня есть, как только отложу немного денег, пойду на вечерний и закончу его. Закончу, потому что у меня есть цель, и двину отсюда.
Поэтому кончайте ломать комедию.
Говорите, чего надо, или я ухожу.
ПМ. Ты на самом деле не знаешь, кто я? И не догадываешься?
ММ. У меня нет никакого желания в этом цирке участвовать. Не хотите серьезно, мне по фиг. Я ухожу, пока.
ПМ. Подожди, подожди. Посмотри на меня. Не узнаёшь, не догадываешься?
ММ. Нет, я уже сказал.
ПМ. Роберт, Роберт…
ММ. Откуда вы знаете, как меня зовут?
ПМ. У меня тоже второе имя Роберт. Я — твой отец.
ММ. Что?
ПМ. Я — твой отец.
ММ. Вот только не надо надо мной прикалываться.
ПМ. Клянусь. Я — твой отец и хотел бы…
ММ. Ты, сволочь, это ты, это правда ты?
Ну нет, я не могу. Ты, козел, скотина, урод, иди отсюда, пошел вон.
И у тебя хватило совести показаться мне на глаза?
ПМ. Прости, я не хотел, так вышло.
ММ. Ты что, просишь у меня прощения, ты у меня прощения просишь?
Да какое ты имеешь право! Тебя не было столько лет, и вдруг — появляешься. Ты, мудак, целый год тайком покупаешь у меня траву и вдруг говоришь, что ты мой отец.
Отец… а ты, вообще-то, знаешь, что это значит?
ПМ. Прости, я хотел тебя увидеть, искал, как к тебе подступиться.
Ты знаешь свою мать, наверняка она тебя настроила против меня, она не дала мне ни единого шанса. Я должен был что-то придумать, просто должен был.
ММ. Нет, офигеть, вот прикол.
ПМ. Дай мне сказать, выслушай меня…
ММ. Что ты хочешь мне сказать? Опять придумал какую-то сказочку?
ПМ. Послушай…
ММ. Нет, это ты послушай. Ты знаешь, сколько раз в детстве я молился, чтобы ты пришел, чтоб я смог хотя бы тебя увидеть. Мать выбросила все твои фотографии, а те, на которых вы были вместе, разорвала пополам. Но я не верил, понимаешь, не верил. Я думал, что-то же должно случиться, обязательно должно случиться.
Я мечтал о том, что ты когда-нибудь появишься и все мне объяснишь. Я ждал, ждал, но ты не появлялся.
И что же ты сделал? Покупал у меня траву и вдруг через год решил со мной поговорить? Срал я на тебя и на то, что ты мой отец, срал я на тебя, срал. У меня нет отца, понимаешь? У меня нет отца.
ПМ. Роберт…
ММ. Не называй меня так. Я для тебя не существую, меня нет, ясно?
ПМ. Подожди, не уходи, умоляю тебя. Дай мне еще минуту, две, а потом поступишь, как хочешь, но дай мне минуту. Умоляю, одну минуту.
ММ. И что? Ты мне расскажешь душещипательную историю, я расплачусь, и мы бросимся друг к другу в объятья?
Так ты себе это представлял? Ну говори, давай.
ПМ. Нет, не так.
Думаешь, только ты страдал, только ты не мог спать по ночам.
ММ. Я тебя перебью и отвечу: да, именно так я и думаю. Даже если ты и страдал, то мне это совершенно по херу. Зачем тебе это, раз уж тебя не было столько лет, надо было исчезнуть раз и навсегда.
ПМ. Я должен был тебя увидеть, попросту должен был.
ММ. Зачем? У тебя рак, ты через две недели умрешь и поэтому должен перед смертью увидеть сына?
ПМ. Нет, нет, нет.
ММ. Ты думаешь только о себе, только о себе.
ПМ. Я был молод, очень молод, пойми. У меня была впереди целая жизнь, когда ты родился, я испугался, струсил.
ММ. А теперь ты уже не боишься?
ПМ. Роберт, дай мне сказать, дай, прошу тебя.
Ведь ты же не можешь категорически отвергнуть отца, не можешь.
Ты — часть меня, хочешь ты этого или нет, но это так.
Я знал, знал, что у нас будет трудный разговор, я знал.
Я не мог к тебе подойти и сказать: привет, я твой отец.
А твоя мать… она же меня ненавидит.
ММ. Только не говори о маме, не говори о маме.
ПМ. Я ничего не говорю, ни о чем тебя не прошу. И не намерен притворяться… Я знал, что ты не захочешь со мной разговаривать, я знал. (Достает видеокассету.)
ММ. Что это? Я ничего у тебя не возьму.
ПМ. Это видеокассета. Я говорю в камеру, говорю с тобой. Там все объяснено, все.
ММ. На кассете все объяснено?
Да ты просто урод! Не можешь сказать мне прямо в глаза, а даешь какую-то дурацкую кассету?
ПМ. Я хочу, чтобы ты ее взял и посмотрел. Очень прошу.
Пожалуйста, я не могу по-другому.
ММ. Ты рехнулся, у тебя крыша съехала? Через невесть сколько лет приходишь, кладешь кассету и уходишь. Да кто ты такой, кто ты вообще такой?
ПМ. Роберт!
ММ. Не называй меня так, слышишь. Не называй меня так.