ГЕРМАН. И кто же, спрашивается, виноват.
ЭРИКА. Теперь я была бы уже в Ченстохове.
ГЕРМАН. Что написано на моем автобусе.
ЭРИКА. Было еще темно.
ГЕРМАН. На каком-нибудь маршрутном автобусе написано Герман. Может, есть город, который так называется, или старинный замок, куда едут туристы.
ЭРИКА. Я хотела приехать в Ченстохову на автобусе для паломников.
ТОЛСТУХА. А почему для паломников.
ЭРИКА. Потому что я паломница.
ТОЛСТУХА. Паломница. Христианка.
ЭРИКА. Да.
ТОЛСТУХА. Ты об этом знал, Герман.
ГЕРМАН. Это не более чем трюк. Чтоб смягчить наши сердца. Чтоб мы не вышвырнули ее в лес и не посадили под елку.
ТОЛСТУХА. Однако. Это же. Это же прекрасно, что среди нас есть христианка, что она едет вместе с нами. Это же прекрасно, Герман, дубина ты стоеросовая, понимаешь, прекрасно. Нам это и нужно. И такая еще молоденькая. Это знамение, явленное именно нам. Давайте помолимся все вместе.
ЭРИКА. Я буду только рада. Но на ближайшей остановке я выйду.
ГЕРМАН. Хорошая идея. Только остановок больше не будет.
ГЕРМАН. Дорога будет идти через лес, сплошные деревья, а потом появится станция канатной дороги. И бензоколонка Антона.
ЭРИКА. А потом.
ГЕРМАН. Потом ты увидишь санаторий.
ЖАСМИН. Мы оставим ее у канатки. Завтра утром наверняка пойдет какой-нибудь автобус.
ГЕРМАН. Извини, но завтра утром никакой автобус наверняка не пойдет. Вспомни, какой сегодня день. Ну. По воскресеньям автобус проходит здесь только в полдень. Оставим ее лучше здесь.
ЭРИКА. В лесу. Где кругом ни души.
ГЕРМАН. Здесь хорошо, красиво. (Напевает вполголоса, вторя скрипкам.) Маленький трюк. Дай деревьям имена, и ты сможешь вести с ними разговор. Как и в других случаях с любыми неодушевленными предметами. И страха как не бывало. У моего автобуса имя такое же, как у меня. И я его не боюсь.
ТОЛСТУХА. Так поступать негоже. В нашей компании будет не хватать верующего человека. Это милое, нежное Божье дитя утешило бы господина Крамера. (Обращаясь к Эрике.) Среди нас один очень больной человек. Вы ничего не заметили. В пути он чуть не ушел от нас, потому что… этот водитель гонит автобус, как сущий дьявол.
ГЕРМАН. Как кто, как кто гонит автобус Герман.
ТОЛСТУХА. Ясно же сказала. Как сущий дьявол. У господина Крамера плохая печень, она отравляет его изнутри. Когда автобус входит в поворот слишком быстро или резко тормозит, эту больную печень бросает в бок или вперед, и тогда господин Крамер истошно кричит, и кричал он так уже не раз. Вы не слышали. Вы не могли этого не слышать. Это не обыкновенный крик, это не крик ужаса, нисколько не похож он и на крик обжегшего руку о сковородку. Это утробный крик. Кажется, что им заходится сама печень.
ЭРИКА. Мне жаль этого человека.
ТОЛСТУХА. От этого крика я теряю рассудок. Посмотрите, как я состарилась. Сколько бы лет вы мне дали. Не хочу вас смущать. Но я на десять лет моложе.
ТОЛСТУХА. Ты ведь не случайно села в наш автобус.
ЭРИКА. Случайно.
ТОЛСТУХА. Нет, это перст судьбы.
ЭРИКА. Вы верите в Бога.
ТОЛСТУХА. Эти грубияны не знают, что значит духовность, у них нет доступа к собственным сердцам, внутри себя они строят баррикады. Тронь струны в их груди, и ты не услышишь ничего, кроме хлоп-хлоп-хлоп, звука в них нет. Я пыталась достучаться до их сердец, но они глухи. Кривой сук не выпрямишь. Я на твоей стороне, детка. Царь наш небесный следит за своими овечками, ни одной не дает пастись в одиночку.
ЭРИКА. И почему я села в этот автобус.
ТОЛСТУХА. Ты что, не слышишь. Это перст судьбы.
ЭРИКА. У меня поручение. Быть в Ченстохове ровно в назначенный час, в День святой Софии. И день этот наступит завтра. Или уже наступил. Который час.
ТОЛСТУХА. Неважно. Сейчас ты здесь, у меня. Иди, куда ведет тебя твой Господь, так ведь гласит заповедь. Ты должна научиться не сходить с прямого пути, не противиться воле Господа.