ГЕРМАН. Возьмем дело с наркотиками. Ты утверждаешь, что наркотиков не принимаешь.
ЭРИКА. Так оно и есть, не принимаю.
ГЕРМАН. Я тебя видел. Из автобусного парка просматривается вся привокзальная площадь. И там я видел тебя частенько. Верно.
ЭРИКА. Возможно.
ГЕРМАН. Да или нет.
ЭРИКА. Иногда я заговариваю там с людьми.
ГЕРМАН. За деньги, не так ли. Или гуляешь с кем ни попадя.
ЭРИКА. Я хочу приобщать несчастных к Евангелию. Чтоб они снова могли улыбаться.
ГЕРМАН. Значит, наркотиков не принимаешь.
ЭРИКА. Нет.
ГЕРМАН. И никогда не принимала.
ЭРИКА. Послушайте.
ГЕРМАН. И никогда не принимала.
ЭРИКА. Вас это не касается.
ГЕРМАН. Вот теперь все ясно. Ложь на лжи сидит и ложью погоняет. А правда тебе глаза колет.
КРАМЕР (кричит из автобуса). ГЕРМАН. ГЕРМАН. РАСКАЛЕННЫЙ ПРОВОД РЕЖЕТ МОЙ МОЗГ ТОЛСТЫМИ ЛОМТЯМИ. МОИ НОГИ В ВЕДРЕ С КИСЛОТОЙ, Я ЧУВСТВУЮ КАЖДУЮ КОСТОЧКУ, это НЕХОРОШО. ЭТО НЕ ХОРОШО. КТО-ТО ПРОТАСКИВАЕТ МНЕ ПЕЧЕНЬ СКВОЗЬ ЗУБЫ. ВОДИТЕЛЬ МОЙ, КАК ТЫ МНЕ МИЛ, МОЙ ВОДИТЕЛЬ. Я ЦЕЛИКОМ ПОЛАГАЮСЬ НА ТЕБЯ. С КАЖДЫМ СВОИМ УДАРОМ МОЕ СЕРДЦЕ ЖАЖДЕТ ТВОЕЙ БЛИЗОСТИ. Я ИЗВОЖУ СЕБЯ ТОСКОЙ ПО ТЕБЕ. КОГДА ЖЕ, ВОДИТЕЛЬ МОЙ, МЫ СНОВА ТРОНЕМСЯ В ПУТЬ.
ГЕРМАН. СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ, ГОСПОДИН КРАМЕР, СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ.
КРАМЕР. ЭТО ПРЕКРАСНО, ПРЕКРАСНО.
ГЕРМАН. Господин Крамер был владельцем магазина мужского готового платья в центре города, выглядел всегда элегантно, накрахмаленная сорочка, туфли из кожи барашка, брюки из тонкой шерсти, гладко выбрит. В юности был чемпионом страны по плаванию. В общем, был ладно скроен и крепко сшит. А теперь. Теперь потеет собственной мочой, потому как все органы разъедены. Никакой надежды, Эрика, никакой.
ЭРИКА. Надежда есть всегда.
ГЕРМАН. Ты так считаешь. И как же ее обрести.
ЭРИКА. Слушая весть любви.
ГЕРМАН. Весть любви. Я о ней что-нибудь знаю.
ЭРИКА. Нам надо завидовать господину Крамеру. Господь испытывает его, подвергает проверке. Если он впустит Христа в свое сердце, то обязательно возликует.
ГЕРМАН. Возликует.
ЭРИКА. Тысячи мощных потоков крови пройдут сквозь его голову и смоют все клоаки мерзости. И он возликует, как жаворонок в весеннем небе.
ГЕРМАН. И это сработает.
ЭРИКА. Человек подобен губке.
ГЕРМАН. Да или нет.
ЭРИКА. Сработает.
ГЕРМАН. А если я тоже захочу.
ЭРИКА. Чего.
ГЕРМАН. Если я тоже захочу ликовать, как жаворонок весной.
ЭРИКА. Открой свое сердце Богу, и тогда для тебя не будет ничего невозможного.
ГЕРМАН. И земной юдоли придет конец.
ЭРИКА. Ну конечно, придет.
ГЕРМАН (кричит). Жасмин. Жасмин. Выйди-ка ненадолго. (Эрике.) Даю тебе десять минут. Если сделаешь так, что господин Крамер возликует, то я повезу тебя в Ченстохову. Тут же заведу мотор. Если не сделаешь, я тебя урою.
ЭРИКА. Господин Крамер должен встать на колени, склонить голову на грудь и покаяться в своих грехах. Сердце его станет еще одним приютом Господа, и он возликует.
Жасмин выходит из автобуса.
ГЕРМАН. Девушка знает трюк, которым она заставит господина Крамера ликовать. И нас всех тоже.
ЖАСМИН. Я не хочу ликовать.
ГЕРМАН. Жасмин, давай начистоту. Мы же страдаем. Мы — горемыки, это ж очевидно. Взгляни на нас. Как мы тут стоим. Ты. И я. Живется нам плохо, Жасмин, ты должна это признать. Когда ты последний раз улыбалась.
ЖАСМИН. Вот только что улыбалась.
ГЕРМАН. Да, когда я укладывал чемоданы в багажник и защемил палец. Ты улыбнулась из злорадства. Я видел, как трудно было твоему лицу улыбнуться. Твои мышцы, Жасмин, разучились улыбаться, а у глаз тусклый взгляд. Меня не проведешь.
ЖАСМИН. Герман.
ГЕРМАН. Не обманывай меня, Жасмин. (Эрике.) Говори, начинай свой трюк.
ЭРИКА. Никакого трюка нет.
ГЕРМАН. Ты меня бесишь.
ЭРИКА. Это не трюк. Вы должны впустить Иисуса Христа в ваши сердца.
ГЕРМАН. Сказать такое нетрудно. Или я.
ЖАСМИН. Герман. Это же чушь. Такое не сработает.
ГЕРМАН. Почему же она утверждает обратное. Ей же от этого никакого прибытка. А потому пусть сейчас же докажет, что трюк сработает. Не сработает, я из нее самой дух вышибу.