АНТОН. Он решает проблему, Герман. Рапсовый метилэфир разлагается в атмосфере на девяносто восемь процентов всего за двадцать один день. Выброс двуокиси углерода на восемьдесят процентов меньше, чем у обычного дизеля. Ну, что ты скажешь.
ГЕРМАН. Я этого не знал. Никто мне об этом не говорил.
АНТОН. Вот теперь я сказал.
ГЕРМАН. Тебе надо написать все это на фанерке и повесить ее на придорожной елке.
АНТОН. Это ничего не даст.
ГЕРМАН. Доведи свои мысли до людей, Антон. Раз ты знаешь, как решается проблема, пусть эту тайну знают все.
АНТОН. Людям не нужно спасения. Это тоже факт, если взглянуть на жизнь с их стороны. Да и не все ли равно, как она кончится. Мы живем на умирающей планете. Через три миллиарда лет ей и без того каюк. Солнце раздуется до краев нашей солнечной системы. Все мы сгорим. Хоть с рапсовым дизелем, хоть без него.
Карл подходит с Эрикой.
ЭРИКА. Отпусти меня, зверюга, я не хочу тут выходить. И не выйду. Оставь свою затею. Взгляни на мою руку.
КАРЛ (орет). Она меня укусила. В руку.
АНТОН. Ну и вид у нее. Чтоб такая ночевала на моей заправке. Это исключено.
ЭРИКА. Здесь я из автобуса не выйду. Хоть убейте меня.
ГЕРМАН. Что там, в гараже, рядом с машиной. Как это называется. Кровать. Для тебя.
ЭРИКА. А у вас есть машина.
АНТОН. Можно и так сказать.
ЭРИКА. Мне надо спуститься в долину. И выехать немедленно.
АНТОН. Вам я машину не доверю. И не надейтесь.
ЭРИКА. За руль сядете вы.
АНТОН. Ни за что.
ЭРИКА. Я заплачý.
АНТОН. Я пьян. Да-да, пьян. Не под хмельком или навеселе. Настукался как сапожник. Так уж получилось. Хотя по мне не видно. Я не могу распускать себя, проблема характера. К тому же мне присуще слишком большое чувство ответственности.
ЭРИКА. Рискнем. Вы поведете машину, я буду вас страховать.
АНТОН. До завтрашнего обеда я за руль не сяду. Чтобы по крайней мере не угробить других.
ЭРИКА. Движение в это время почти замирает.
АНТОН. Зато дорогу то и дело перебегает разное лесное зверье. А я не хочу увидеть косулю с ее детками у меня под колесами.
ГЕРМАН. Что ж, тогда начнем.
АНТОН. Начнем что.
ГЕРМАН. Убирать летние шины.
АНТОН. Я сказал, что согласен. Кто-нибудь слышал, что я согласен. На моей заправке нет места для молодой женщины. Тем более среди ночи. Возьмите ее с собой в санаторий. Там, наверху, есть врач. Говорят, пользуется популярностью у дам. Как и его процедуры. Дамам нужны именно они, а не литры моторного топлива. Заберите эту даму с собой. Она избалована. Ей нужен французский завтрак, а не дизель с моей заправки.
КАРЛ. Сваришь ей кофе, черт бы тебя побрал.
АНТОН. И не подумаю.
КАРЛ. Скажи что-нибудь, Герман.
ГЕРМАН. Антон, возьми себя в руки.
АНТОН. Здесь, наверху, человеку одиноко, и он начинает размышлять. У меня здесь есть водка, опасное зелье, ядовитое зелье, святое зелье. Я люблю выпить бутылочку, иногда даже две, а закусываю тем, что смотрю телевизор. И при этом теряю голову. Ну и что, мое личное дело. Видишь эту тарелку. Ею я развлекаю себя по вечерам. Ни один странник не забредет так далеко, как забредаю я. Люблю посидеть на свежем воздухе. Чувствую погоду, сейчас вот дует западный ветер. Завтра утром небо окрасится цветом крови, а на горизонте протянется голубая полоска, вернее, бледно-голубая, почти серебристая. Когда свет низвергается с гор, лучше туда не смотреть. И уж, конечно, не следует быть трезвым. Я не хочу ее. С ней у меня возникло бы слишком много идей. Спокойной ночи.
КАРЛ. Бред какой-то.
АНТОН. Что здесь написано. За-крыто. Почему сюда заваливаются какие-то идиоты. Да еще ночью.
ГЕРМАН. Идиоты. Кто тут идиот. Ты король или кисейная барышня. Распустил нюни. Наверняка не мылся целый месяц. Ты хозяин станции или кто. Закрыто. Какое мне до этого дело. Мешок с дерьмом. Держать тут речи. Мой бак пуст. Заполнить.
АНТОН. Моим рапсовым дизелем.
ГЕРМАН. Это заправка или что.
Антон уходит.
ГЕРМАН. Вот так. Ты переборщила. Антон тебя не хочет. И знаешь что. Я его понимаю. Ты ведешь себя плохо. Тот, кто чего-то хочет, должен быть любезным. Хоть чуточку. Антон, конечно, тюфяк, но мы же от этого тюфяка чего-то хотим.
ЭРИКА. Я здесь оставаться не хочу.
ГЕРМАН. А чего ж ты, скажи на милость, хочешь.
ЭРИКА. Как можно скорее уехать отсюда. Спуститься в долину. И еще мне нужен врач.
ГЕРМАН. В санатории очень хороший врач.
ЭРИКА. Ехать со всеми в санаторий. Ни за что. Там я застряну.
ГЕРМАН. В понедельник вечером я еду обратно.
ЭРИКА. Вы могли бы забросить людей в санаторий, а затем доставить меня в долину.
ГЕРМАН. Надо соблюдать режим отдыха.
ЭРИКА. Исключения невозможны.
ГЕРМАН. Невозможны.
ЭРИКА. Я заплачý.
ГЕРМАН. Ты все хочешь решать с помощью денег, всегда с помощью денег. Это скверно.
ЭРИКА. Я возьму ваш автобус в аренду, а вас найму водителем.
ГЕРМАН. Даже не думай об этом.
ЭРИКА. Вы должны. Вы должны. Вы должны.
ГЕРМАН. Не должен. Не должен. Не должен.
ЭРИКА. Если в течение суток я не прибуду в Ченстохову, то буду стерта с лица земли.
ГЕРМАН. Чуть-чуть опоздаешь. Ничего страшного.
ЭРИКА. Господь, наш Бог, посылает ко мне ангела с поручением, и что ж, вы думаете, он скажет: «Ничего страшного, Эрика, я смотрю на вещи шире, приезжай, когда у тебя будет время».
ГЕРМАН. Это было бы любезно с его стороны.
ЭРИКА. Безмозглый невежда.
ГЕРМАН. Ну ты, смотри у меня.
ЭРИКА. Безмозглый узколобый невежда.
ГЕРМАН. Санаторий — это другой мир. Везде светло и очень тихо, не слышишь собственных шагов. У тебя прекратятся боли. Это я тебе обещаю. Даже господин Крамер будет спасен, а мы с тобой познакомимся чуточку ближе. В наших отношениях появилась, знаешь ли, как это называется, да, червоточинка.
ЭРИКА. Я не больна, лечиться мне не надо.
ГЕРМАН. Мы все больны. А ты особенно.
ЭРИКА. Что это за компания. Что вы за люди. Вы что-то задумали. Куда я попала. В одну из этих сект.
ГЕРМАН. Мы секта.
ЭРИКА. Вы вообще не едете в санаторий.
ГЕРМАН. А куда же еще.
ЭРИКА. Вы хотите рухнуть вместе с автобусом в пропасть. Не так ли. Это и есть то спасение, о котором говорил господин Крамер. Туда же и Карл со своей безвыходной ситуацией. Вы хотите убиться. И поэтому не хотели, чтоб я была с вами. Но теперь.
ГЕРМАН (кричит). Жасмин. Жасмин. Подойди ко мне. Прошу тебя.
ЖАСМИН (подходит к водителю). Сколько можно ждать, Герман.
ГЕРМАН. Смех, да и только, послушай. Она думает, что мы сектанты.
ЖАСМИН. Мы сектанты.
ГЕРМАН. Да, мы. Ты и я, и рыльник копченый, и Крамер, и Толстуха. И что мы едем не в санаторий.
ЖАСМИН. А куда же.
ГЕРМАН. Летим в пропасть вместе с моим Германом.
ЖАСМИН. И для чего же.
ГЕРМАН. Чтоб умереть.
ЖАСМИН. Забавно.
ГЕРМАН. А ты не улыбаешься.
ЖАСМИН. Улыбаюсь, еще как улыбаюсь.
ГЕРМАН. У съезда к санаторию есть чудное местечко. Я частенько о нем думал. Запоздай я там чуть-чуть с поворотом руля, ха, и мой Герман сперва пробьет старое ржавое ограждение, а потом мы полетим вдоль склона вниз, как минимум триста метров свободного падения над верхушками елок, мимо старой дороги через перевал, пока не врежемся в дно реки. Вух!