По-моему, каких бы политических взглядов ты ни придерживался, всякое преобразование нужно начинать с экономики и проводить его честно. А среди наших деятелей нет ни одного честного человека, и в экономике они ничего не смыслят. Власть для них — только средство угнетать да притеснять. Между тем сельское хозяйство и промышленность в полном развале. Когда находится человек вроде меня, который хочет построить политику на научных и гуманных принципах, его объявляют лжецом, потому что иначе деятелям пришлось бы признать собственную неправоту. Кстати, даже если бы они решились ее признать, их все равно бы не поняли.
В свое время бесчестная политика родилась как результат экономического развала. Сейчас об экономике вообще никто не беспокоится; восстановить ее не легче, чем воскресить мертвеца. Мы пережили слишком много политических потрясений, и с каждым из этих потрясений все человеческое обесценивалось, а злодеи побеждали. Теперь они ждут последней победы, и тогда выяснится, кто же из них злее всех. Стоит мне заговорить о человечности, как меня оплевывают с ног до головы. Любая теория, которая успешно применяется за границей, попадая к нам, становится отвратительной; лучшие дары природы превращаются у нас в дурманные листья! Однако я не отчаиваюсь: человеческая совесть сильнее меня, она ярче солнца. Я не боюсь протестовать и делаю это при каждом удобном случае. Знаю, что не увижу плоды своих трудов, но ведь моя совесть долговечнее моей жизни!
Большой Ястреб замолчал, слышалось только его шумное дыхание. Я невольно восхитился этим человеком: ведь он не баловень толпы, не предмет бездумного поклонения, а тысячекратно оплеванная и обруганная жертва, мессия, которому предстоит снять позор с людей-кошек.
Вернулся Маленький Скорпион. Он никогда не приходил так поздно.
— Как ты кстати! — воскликнул он, обнимая Большого Ястреба, который кинулся ему навстречу.
Из глаз обоих потекли слезы. Я не решался спросить, чем они так взволнованы, а Маленький Скорпион продолжал:
— И все же твой приход мало поможет.
— Я знаю. Не только не поможет, а помешает тебе. Но я не мог не прийти. Пробил мой час!
— Что ты задумал?
— Смерть в бою я предоставляю тебе. Сам я умру бесславно и все-таки не понапрасну. Сколько у тебя войска?
— Немного. Отцовские солдаты уже отступили, а другие собираются отступить. Только солдаты Большой Мухи могут послушаться моего приказа, но если они узнают, что ты здесь, отпадут даже они.
— Понимаю, — хмуро ответил Большой Ястреб. — А ты не можешь повернуть отцовских солдат на врага?
— Боюсь, ничего не получится…
— Казни для острастки парочку офицеров!..
— Ими командует отец…
— Соври им, скажи, что у меня много солдат, что ты послал меня на фронт, но я ослушался твоего приказа…
— Предположим. Хотя у тебя нет ни одного солдата, я могу сказать, будто их сто тысяч. А что потом?
— Потом убей меня и выставь мою голову на улице. Тогда солдаты подчинятся тебе — ведь они знают меня!
— Боюсь, что это в самом деле единственный выход… Но я еще должен сказать им, будто отец передал мне командование.
— Да, и поскорее, потому что враг уже подходит. Чем больше ты успеешь набрать солдат, тем лучше. А я, друг, покончу с собой, чтобы тебе не пришлось стать моим палачом.
— Погодите! — воскликнул я дрожащим голосом. — Погодите! Что это даст вам?
— Ничего, — все так же хмуро ответил Большой Ястреб. — У врага гораздо лучше и солдаты, и оружие, мы вряд ли одолеем его даже всей страной. Но если наша гибель будет замечена, она сможет повернуть ход истории Кошачьего государства. Иностранцы, по крайней мере, не будут нас так презирать. Наша гибель — не жертва и не путь к славе, а насущная необходимость. Мы не желаем быть рабами! Человеческая совесть долговечнее жизни. Вот и все. Прощай, земной господин!