— Тебе плохо, Алек? — спросил робот.
Человек вздрогнул:
— Нет, ничего! Не беспокойся, Дирак. Я чувствую себя нормально. А как Казимир?
— Сейчас он в биологической камере.
— Я хочу его видеть, — сказал Алек.
Робот нажал одну из кнопок на маленьком пульте, экран засветился. Казимир лежал полуобнаженный под ярким светом рефлектора, недвижимый и бледный; жизненная сила понемногу возвращалась к нему. По тонким биопроводникам, густой сетью покрывавшим его грудь, пульсировала плазма. Дирак, несомненно, сделал все, что нужно, и тем не менее Алек ощутил неясный страх. Строгий, почти суровый профиль Казимира казался совершенно безжизненным, глаза ввалились, словно у покойника. Да, анабиоз один из видов смерти, хотя и строго дозированной.
— В каком он состоянии? — спросил Алек встревоженно.
— Все нормально… Через два часа разбужу.
— Ну хорошо, — сказал человек.
— Сейчас принесу тебе поесть. И прошу тебя, не делай глупостей, попытайся проглотить.
— Не беспокойся, — ответил Алек и через силу улыбнулся. — Как ты думаешь, смогу я стоять?
— Не хуже, чем после любого, другого путешествия.
— Тогда попробуем.
— Нет, еще рано.
— Я хочу, Дирак. Прошу тебя, дай мне руку.
Робот молчал в нерешительности. Желания людей были для него законом, кроме тех, конечно, которые могли обернуться серьезной опасностью для них самих. Но сейчас, кажется, человеку ничто не угрожало.
— Хорошо, — сказал он. — Но только ненадолго.
И он протянул ему свою холодную руку в мягкой рукавице. Алек медленно поднялся, но вдруг почувствовал, что ему дурно.
— Да, действительно, еще рано, — обессиленно произнес он. — Иди, Дирак, принеси поесть. Может быть, тогда мои дела пойдут на лад.
Дирак посмотрел на него отполированными, блестящими линзами и бесшумно исчез.
Часы неутомимо тикали на стене — круглые, старые, смешные часы. Время проделывало с ними разные шутки, но они все так же педантично и уверенно, с обманчивой точностью делали свое дело. Они были слепы и беспомощны; только Дирак из каких-то особых соображений уделял им серьезное внимание. А люди на них даже не смотрели.
Невооруженным глазом можно было уже видеть Хелу — маленькую синюю звездочку, холодную, не мерцающую. Она вызывала у него сейчас странное чувство: смесь враждебности и горькой, неясной боли, наполнявшей сердце. Что бы он там ни встретил, это не станет ему близким, всегда будет чуждым, далеким и непонятным. Какие бы живые существа ни населяли ту планету, они тоже никогда не поймут его.
Неожиданно засветился экран, и он увидел перед собой Казимира, его бледное лицо, его глаза, которые сейчас улыбались.
— Здравствуй, Казимир, — ласково сказал Алек. — Как ты себя чувствуешь?
— Отлично! — послышался слабый голос. — Отлично, старик. А ты?
— Как Виннету, вождь индейцев! — засмеялся Алек. — Знаешь, ты очень изменился! Во всяком случае, выглядишь моложе.
— И ты — честное слово… Видна ли Хела?
— Да, звездочка так себе, — сказал Алек. — Вряд ли, старик, стоило ради нее топать такую даль…
По лицу пилота пробежала тень.
— Ради нее? — повторил он. — Да ради нее, Алек, я, честно, и пальцем бы не пошевелил.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — улыбнулся Алек. — Не думай об этом. Мы отправились в путь, и мы его пройдем. А как только достигнем своей цели, у нас будет еще более желанная — вернуться обратно.
— Что происходило, пока я спал?
— Ничего особенного… Обычные явления — астероиды, радиационный пояс. Но наша старая скорлупка держится превосходно.
— С помощью Дирака, разумеется. А тебе не приходило в голову, Алек, что вселенная чертовски однообразна?
— Но мы еще не встретились с живой природой, старик.
Пилот пожал плечами.
— Кто знает! Я тебе прямо скажу, что нисколько не удивлюсь, если на Хеле нас встретит Багратионов. Ни капельки не удивлюсь…
Дверь камеры Алека бесшумно открылась, и вошел Дирак. Алек прежде всего взглянул на поднос с принесенной пищей.
— Вот это хорошо! — кивнул он, довольный. — Ты наверно хочешь есть, Казимир?