— Это все? — требовательно спросил Рода, ознакомившись с заключениями.
— Да.
— Мы проверили все выставочные залы в штате, — сказал Рода с недовольной гримасой на лице, — но так и не нашли эту женщину. Кроме того, у нас есть доказательства, что Мерсер просто не мог проводить с ней столько времени, сколько получается по письмам. Очевидно, нас разыграли. И вас тоже. Вы уверяете, что Анна честная, высоконравственная женщина, а мы убеждены, что она чей-то агент. Подцепила его на крючок и выманила бумаги, а сами письма — не более чем подделка. Все до единого!
Гордон покачал головой.
— В этих письмах нет ни строчки лжи.
— Тогда почему же она не объявилась, когда Мерсер погиб? В прессе о нем писалось достаточно. Мы специально об этом позаботились. И я могу точно сказать, что он не проводил с ней столько времени. Мы отыскали Мерсера еще на последнем курсе колледжа, и с тех пор он оставался в своей чертовой лаборатории — все семь дней в неделю, четыре года подряд. У него не было времени на такие сложные отношения с женщиной, как она описывает. Все это сплошная липа. Выдумка. — Рода обмяк в кресле. Лицо гостя посерело и стало почти такого же цвета, как его добротный костюм. Он словно состарился сразу на несколько лет за эти две с небольшим недели.
— Они выиграли, — сказал Рода тихо. — Эта женщина и ее партнер. Возможно, они уже уехали из страны. Может быть, сделали это на следующий же день после аварии. Бумаги заполучили, работа закончена. И закончена блестяще. Черт бы побрал этого простодушного идиота!
Некоторое время Рода смотрел в пол, затем выпрямился, и когда он снова заговорил, голос его стал жестким, фразы короткими и отрывистыми:
— Я с самого начала был против графологической экспертизы. Пустая трата времени и денег. Чушь, хиромантия. Однако что сделано, то сделано. Счет отправьте почтой. Где ее письма?
Гордон молча подвинул ему через стол папку. Рода внимательно пересчитал страницы, положил папку в кейс и встал.
— На вашем месте, Силлс, я бы не стал никому говорить о сотрудничестве с нашей фирмой. — Он оттолкнул от себя отчет Гордона. — Это нам не пригодится. Всего хорошего.
Гордон понимал, что история на этом должна закончиться, однако случилось иначе. «Где ты, Анна?»— спрашивал он молча, обращаясь ко всему миру, утонувшему в холодном дожде. Почему она не объявилась, не пришла на похороны, не вернула бумаги? Ответов у него не было, но он знал, что Анна все еще где-то там, в этом мире, пишет свои картины и живет с человеком, который ее очень любит. Любит настолько, что даже не помешал ей полюбить другого. «Будь с ней внимателен, — думал Гордон, мысленно обращаясь к этому человеку, — будь нежен и терпелив, пока заживает ее сердечная рана. Ты же знаешь, ей нет цены».
Он прижался лбом к холодному стеклу, чувствуя, как приходит успокоение, и произнес вслух:
— Ей нет цены.
— Гордон, у тебя ничего не случилось? — спросила Карен по телефону. Снова настали «его дни», дни, когда он мог видеть детей.
— Все в порядке. А что?
— Да так, ничего. У тебя появилась женщина? Мне показалось, ты как-то странно разговариваешь.
— Боже, Карен, что тебе от меня нужно?
Голос ее вновь стал холодным и строгим. Сухо, по-деловому они договорились, как он получит детей и когда их возвратит. «Словно библиотечные книги», — невольно подумал он.
Повесив трубку, Гордон оглядел комнату и несколько встревоженно заметил, как неприбранно она выглядит, как неуютно, необжито у него дома. «Сюда нужна еще одна лампа, — решил Гордон. — По крайней мере, одна. Может быть, две». Анна любила, когда в комнате светло. «У меня появилась женщина?» Ему хотелось плакать и смеяться одновременно. Да, у него есть ее подпись и копии нескольких любовных посланий, адресованных другому мужчине. Она является к нему в снах и говорит с ним фразами из писем. Женщина! Он закрыл глаза и снова увидел ее имя. «Анна». Прописная А — как пылающий вулкан, вознесшийся своей вершиной в стратосферу. Дальше две ровные, изящные «н» и в конце забавная маленькая «а»: она с трудом удерживалась на месте — вот-вот взлетит. Но буква оставалась, а из нее вылетал стремительный плавный росчерк, который огибал подпись сверху, пересекал прописную букву, превращая ее в А, и возвращался назад. Получалось что-то наподобие палитры — своего рода графический образ Анны, художницы, парящей над землей и каждым своим движением, даже одним дыханием творящей искусство. «Твоя навеки — Анна». Твоя навеки.