Вечером назначенного дня в зеленом сумраке, разбавленном светом ртутных ламп промышленного пригорода, новый кинотеатр распахнул свои двери. Две мощные батареи кварцевых прожекторов высветили розовый фронтон с белой отделкой. В витринах, по обе стороны заново окрашенной двери, висели огромные черно-красные афиши с мрачным предупреждением:
«ОДИН ФИЛЬМ, ОДНА СМЕРТЬ!»
Мигнул и засиял кровавый неоновый свет — на свежей известке фронтона вспыхнули буквы «Селект».
По маленьким извилистым улочкам потекли люди.
Мужчины, женщины, мужчины и женщины, тянувшие за собой примолкших, кусающих ногти от страха и возбуждения детишек. Старики с крикливо сияющими глазами; нагло виляющие задницами юнцы; держащиеся за руки длинноногие девчонки-юбчонки и шоколадные негры из гетто. Все они походили на вышедших из леса волков. Сотни волков. Излишне громко переговариваясь, они шли и как бы считали каждый шаг.
Но вот кто-то рванулся вперед, чтобы оказаться у кассы первым. И сразу затопали сотни ног — вслед за смельчаком бросилась вся толпа.
Через семь минут сто билетов по тысяче франков каждый были раскуплены. Двери «Селекта» захлопнулись, и два красных огня погасли. Тьму крохотного бело-розового зала с рядами красных бархатных кресел прорезал яркий луч, упершийся в экран. Сто пар глаз, похожих на белые луковички в банке с маринадом, разом повернулись в одну сторону и уставились в одну точку. От тоскливого предчувствия заныли сердца.
Во мраке захрипела Мелани Жане.
Ровно в полночь двери распахнулись, бросив на освеженный дождем булыжник красноватый отблеск. Первые зрители вышли спотыкаясь, их одежды буквально вымокли от пота, а шеи свело от ожидания смерти. Несколько десятков зевак стояли снаружи, образовав двойную цепь. Они вслух пересчитывали живых, громко смеясь и крича: 92, 93, 94, 95… Молчание. 96, 97. В Пламенной глотке «Селекта» еще двигались тени. Наконец вышли последние: 98, 99.
Толпа вздрогнула от неожиданного порыва холодного ветра.
Какая-то женщина застонала.
Мужчины вытянули шеи. Кто-то, нерешительно переваливаясь с ноги на ногу, двинулся вперед, засунув руки в карманы. Наконец люди отважились войти внутрь.
Мелани Жане, сорока двух лет, специалист по информатике из Версаля, лежала в кресле с ножевыми ранами на теле. Ее судорожно сведенные пальцы сжимали желтый билетик, ее пропуск в ад.
Обстоятельства смерти попали в газеты Уя, Сартрувиля и Аньера. Но поскольку начиналось лето, парижские газеты, словно сговорившись, поместили сообщение на восьмой странице. В тот же день началось судебное расследование.
Морс поднял с пола синюю повестку, которую мотоциклист из префектуры департамента Ивелин подсунул ему под дверь, и пристроил ее между стаканом для полоскания рта и коробкой из зеленого пластика, где держал бритву «Жилетт» с двойным лезвием и кисточку для бритья. Затем выпил стакан воды, поздравил себя с гениальной идеей. Он был уверен, что отныне зал всегда будет полон.
Вечером у «Селекта» собралась толпа из двух или трех тысяч человек.
Матюрен снял афиши фильма «Психоз», тщательно свернул их в трубочку и заменил афишами, изображавшими уходящее под воду судно и тонущих людей с черными провалами ртов и руками, протянутыми в сторону какого-то невидимого спасителя. Затем занял место в кассе.
В период между 26 мая и 1 июля, когда полиция закрыла заведение, умерли по порядку: Жози Ренольд, модельер-ша из Бри-сюр-Сен (ее нашли утонувшей в кресле после показа не признанного критиками «Титаника»); Леон Меркаде Буассо, банкир из Ливорно (случайно пришел на «Собор Парижской богоматери» и разделил участь Феба: он лежал в третьем ряду, наповал сраженный ударом кинжала); Зельда Тон, бакалейщица-пенсионерка из Ферте-Мишар (заплатила 1000 франков, чтобы увидеть «Айседору», и умерла, как героиня, задушенная собственным шерстяным лилово-бежевым шарфом); цыган Чокнутый Шкаф (когда зажегся свет, он лежал с дыркой в черепе, совсем как президент в «Хищнике» с Лино Вентура в главной роли); Шарлотта Метан, парикмахерша из Уя (ее прекрасное молодое тело было пришпилено к красному бархату стрелой, очень похожей на те, что со свистом рассекают воздух и убивают в «Форте Апач»); Эстер Розуар, кружевница с улицы Сантье (ей было двадцать лет, когда она вошла в кинотеатр, и более ста, когда ее вынесли с «Маленького большого человека»); Робер Лелон, печник из Энен-Льетара (прошитый сорока восемью пулеметными пулями и без единой целой кости, словно после падения с ужасной высоты, — ему очень хотелось вновь посмотреть «Кинг-Конг»); Манстер Ростен, держатель ночного бара в лесу Шантий (умер после нескольких очередей из «томсона» и пятнадцати попаданий из браунинга, как и его любимый герой, бандит, о жизни и смерти которого рассказано в знаменитом фильме «Лицо со шрамом»). Затем наступила очередь Жанин Орсенар, цветочницы из Тулона, бывшей замужем за учителем английского языка (она обожала Алена Делона и не однажды пересекала Францию, чтобы вновь и вновь увидеть «Непокоренного» Алена Кавалье. Она получила в бок такую же рану, как и ее идол, и умерла счастливой в первом ряду). На следующий день Н.-Л. Торк, управляющий супермаркета, разделил ужасную участь героя «Резни мотопилой в Техасе». (В фильме, если вы помните, режиссер Тоб Хупер показал, как механической пилой разрезают убитого выстрелом в спину дровосека.) Сбор и вынос останков Н.-Л. Торка дали вечерним газетам повод разразиться серией многословных статей и опубликовать фотографии шестнадцати полицейских с носилками, на которых лежали окровавленные части Торка. На следующий день местные радиостанции транслировали вопли вдовы, которая со всхлипываниями рассказывала, как муж накануне покинул ее, оставив с трясущимися от страха детьми перед телевизором, чьи передачи вдруг стали для него пресными.