— Может быть. Но ведь это не мои замыслы.
— Ошибаешься, — сказала женщина. — Ты просто решил не замечать этого. — Она снова набрала горсть песка. — Как ты собираешься охотиться? У тебя даже нет ружья. Только мачете.
— У меня есть еще вот что, — сказал Эстебан. Он достал из мешка маленький пакетик с сушеными травами и передал женщине.
Она открыла пакет и понюхала.
— Травы? Ты хочешь усыпить ягуара…
— Не ягуара. Себя. — Он взял у женщины пакет. — Эти травы замедляют сердцебиение, и кажется, что человек умер. Охотник впадает в транс, но от него можно избавиться мгновенно. Я пожую трав, потом лягу около того места, где ягуар ходит на ночную охоту. Он подумает, что я мертв, но не станет есть, пока не убедится, что моя душа покинула тело. А чтобы определить это, ягуар должен усесться на меня и почувствовать, как отлетает дух. Когда он начнет усаживаться, я сброшу транс и всажу мачете ему между ребер. Если моя рука не дрогнет, он умрет мгновенно.
— А если дрогнет?
— Я уже не боюсь этого — я убил почти пятьдесят ягуаров, — сказал Эстебан. — Таким способом охотились в моем роду на ягуаров еще во времена древнего народа патука, и этот способ никогда, насколько я знаю, не подводил.
— Но черный ягуар…
— Черный или пятнистый — не имеет значения. Все они подчиняются инстинктам и похожи один на другого, когда дело касается пищи.
— Что ж, — сказала женщина, вставай и отряхивая платье. — Я не могу пожелать тебе удачи, но зла тебе тоже не желаю.
Эстебан хотел попросить ее остаться, но гордость не позволила ему это сделать, и незнакомка рассмеялась, словно прочитала его мысли.
— Может быть, мы еще увидимся и поговорим, Эстебан, — сказал она. — Будет жаль, если не удастся, потому что у нас есть о чем поговорить.
Быстрой походкой она удалилась по берегу. Сначала превратилась в маленький черный силуэт, а затем просто растворилась в дрожащем горячем воздухе.
В тот вечер Эстебан долго искал место, откуда мог бы вести наблюдение. Наконец взломал сетчатую дверь одного из коттеджей и пробрался на террасу. Бросились по углам хамелеоны, с заржавленного шезлонга, затянутого паутиной, соскользнула игуана и скрылась сквозь дыру в полу. В доме царил неприютный полумрак, и только из ванной с обвалившимся потолком сквозь сито из лиан сочился серо-зеленый свет. В треснувшем унитазе была лужица дождевой воды, где плавали мертвые насекомые. Мучимый предчувствиями, Эстебан вернулся на террасу, смахнул с шезлонга паутину и сел.
Небо и море сливались на горизонте в себеристо-се-ром мареве. Ветер утих, пальмы стояли неподвижно, будто изваянные. Несколько пеликанов вереницей пролетели над самой водой, словно черная строчка из какого-то непонятного текста. Но чарующая красота окружающей природы не трогала Эстебана. Он никак не мог забыть незнакомку. Воспоминание о том, как перекатывались под платьем ее бедра, когда она уходила по берегу, снова и снова всплывало в мыслях, а когда Эстебан пытался сосредоточиться на деле, картинка вспыхивала еще ярче и призывнее. Эстебан не мог понять, почему женщина так подействовала на него. Может быть, думал он, его задели слова незнакомки в защиту ягуара, ее способность вызывать в памяти то, что он хотел оставить позади… Но тут пришло понимание, й Эстебану почудилось, будто его окутал ледяной покров.
В племени патука верили, что одинокого человека, которому вскоре суждено неожиданна умереть, должен навестить посланник смерти и, заменив семью и друзей, подготовить его к этому событию. Теперь Эстебан не сомневался, что незнакомка и есть такой посланник и ее обманчивая прелесть предназначалась именно для того, чтобы привлечь внимание Эстебана к его неизбежной судьбе. Он снова рухнул в шезлонг, оцепенев от неожиданной догадки. И то, что женщина знала о словах отца, и ее странные речи, и признание, что им о многом еще надо поговорить, — все это в точности соответствовало древним верованиям. Посеребрив пески побережья, поднялась луна в три четверти, а Эстебан, прикованный страхом перед смертью, все еще продолжал сидеть неподвижно.
…Несколько секунд он смотрел прямо на ягуара, прежде чем осознал, что видит перед собой. Вначале Эстебану показалось, будто на песок вдруг опустилась полоска ночного неба. Потом она шевельнулась, повинуясь порывистому бризу. Но вскоре охотник понял, что это ягуар. Зверь медленно двигался, словно подкрадывался к жертве, затем высоко подпрыгнул, изворачиваясь в воздухе, и принялся носиться взад-вперед по пляжу: озерцо черной воды, стремительно переливающееся по серебристому песку. Никогда раньше Эстебан не видел играющего ягуара, и одно это уже изумляло, но больше всего охотник поразился тому, как точно воспроизвелись в жизни его детские сны. Словно он видел перед собой серебристую лужайку Луны и подглядывал за одним из ее волшебных созданий. Зрелище развеяло страх, и, как ребенок, Эстебан прижался носом к сетчатой двери, стараясь не моргать, чтобы не пропустить ни единого мгновения.