Пошатываясь, Эстебан поднялся на ноги и отодрал рубашку от раны. Крови натекло много, но оказалось, что это скорее царапина. Не оборачиваясь к Раймундо, он прошел к воде и остановился, глядя на море. Мысли его перекатывались, как волны, — не мысли даже, а приливы эмоций.
Миранда вернулась с наступлением сумерек, неся целую охапку бананов и диких фиг. Выстрела она не слышала, и Эстебан рассказал ей о происшедшем, Миранда тем временем сделала ему повязку из трав и банановых листьев.
— Это пройдет, — сказала она о ране. Потом кивнула в сторону Раймундо. — А вот это нет. Тебе надо уходить со мной, Эстебан. Солдаты убьют тебя.
— Нет, — сказал Эстебан. — Они придут сюда, однако они все из племени патука… Кроме капитана, но это пьяница, одна оболочка от человека. Я думаю, ему даже не станут сообщать. Солдаты выслушают меня, и мы договоримся. Что бы там Онофрио ни выдумывал, его слово против их не потянет.
— А потом?
— Может быть, мне придется сесть на какое-то время в тюрьму или уехать из провинции. Но меня не убьют.
С минуту Миранда сидела молча. Только белки ее глаз светились в наступивших сумерках. Затем она встала и пошла прочь.
— Куда ты уходишь? — спросил Эстебан.
Она обернулась.
— Ты столь спокойно говоришь о том, что мы расстанемся…
— Но это не так!
— Не так? — Она горько усмехнулась. — Может быть, и не так. Ты настолько боишься жизни, что называешь ее смертью. Ты даже готов предпочесть настоящей жизни тюрьму или изгнание. До спокойствия тут далеко. — Миранда продолжала смотреть на него — на таком расстоянии трудно было понять выражение ее лица. — Я не хочу терять тебя, Эстебан.
Она снова двинулась вдоль берега и на этот раз, когда он позвал ее, уже не обернулась.
Сумерки сменились полутьмой. Медленно надвигающиеся серые тени превратили мир в негатив, и Эстебан чувствовал, как такими же серыми и темными становятся его мысли, перекатывающиеся в такт тупому ритму отступающего прилива.
Поднялась полная луна, пески загорелись серебром. Вскоре прибыли на джипе четверо солдат из Пуэрто-Морада — маленькие меднокожие мужчины в форме цвета ночного неба, без украшений и знаков различия. Хотя они и не были близкими друзьями, Эстебан знал всех четверых по именам: Себастьян, Амадор, Карлито и Рамон. В свете фар труп Раймундо — удивительно бледный, с засохшим в сложном рисунке ручейками крови на лице — выглядел экзотическим существом, выброшенным на берег из моря, и то, как солдаты обследовали место преступления, походило скорее на удовлетворение любопытства, чем на поиски вещественных доказательств. Амадор поднял пистолет Раймундо, взглянул поверх ствола на джунгли и спросил Района, сколько, тот думает, пистолет может стоить.
— Возможно, Онофрио даст тебе за него хорошую цену, — сказал Рамон, и все засмеялись.
Они разожгли костер из плавника и скорлупы кокосовых орехов, расселись вокруг, и Эстебан рассказал о происшедшем. О Миранде и ее родстве с ягуаром он говорить не стал, потому что эти люди, оторванные от племени правительственной службой, стали консервативны в своих суждениях. Ему не хотелось, чтобы они сочли его сумасшедшим. Солдаты слушали, не перебивая. Огонь костра окрашивал их лица в красно-золотой оттенок и блестел на стволах ружей.
— Если мы не станем ничего делать, Онофрио подаст в суд в столице, — сказал Амадор, когда Эстебан закончил рассказ.
— Он может сделать это в любом случае, — возразил Карлито, — и тогда Эстебану придется несладко.
— А если в Пуэрто-Морада пришлют инспектора и он увидит, как тут идут дела при капитане Порталесе, они заменят капитана кем-нибудь другим, и тогда нам тоже придется несладко.
Глвдгна огонь, солдаты долго рассуждали о возникшей проблеме. Эстебан спросил у Амадора, жившего на горе неподалеку от него, не видел ли тот Инкарнасьон.
— Она очень удивится, узнав, что ты жив, — ответил Амадор. — Я видел ее вчера у портного. Она примеряла там перед зеркалом черную юбку.
Мысли Эстебана словно окутало черным полотном юбки Инкарнасьон. Опустив голову, он принялся чертить своим мачете линии на песке.
— Придумал! — воскликнул Рамон. — Бойкот!
Никто ничего не понял.
— Если мы не будем покупать у Онофрио, то кто тогда будет? — спросил Рамон. — Он потеряет дело. Если ему этим пригрозить, он не станет обращаться к властям и согласится, что Эстебан действовал в порядке самообороны.