Огоньки индикатора коммуникатора горели, но никаких других свидетельств его работоспособности не имелось. Старший инспектор еще несколько раз тронул кнопку вызова и тихонько присвистнул, заметив, что прибор исправен. Но никакого ответа сверху не последовало.
Выругавшись, Кинсолвинг опять повесил коммуникатор на пояс и потянулся, чтобы ухватиться за пластиковые ступени аварийной лестницы, ведущей на поверхность. Плечи его восставали против напряжения, и к тому времени, когда Кинсолвинг поднялся на четыре уровня, он ощущал слабость и тошноту. На уровне четырнадцать он отдохнул и еще раз попытался связаться с Алой Марккен.
Когда это не удалось, он снова начал карабкаться по лестнице. На этот раз инженер поднялся всего на два уровня, прежде чем выбился из сил. На середине ступеньки он свернулся калачиком и, дрожа от холода и боли, провалился в тяжелый сон, который больше походил на кому.
Грохот спускающейся аппаратуры разбудил Кинсолвинга. Волна горячего воздуха проплыла мимо его лица, и сотрясение от какого-то взрыва далеко внизу отбросило его назад. Он сел, и только пристально вглядывался во тьму, будучи не в состоянии пошевелиться.
Газы и тяжелая пыль наполнили уровень двенадцать и заслонили от него то немногое, что он мог бы разглядеть сквозь линзы респиратора. Кинсолвинг несколько минут поработал над ними, чтобы активизировать инфракрасный с левой стороны. Пользуясь только одним глазом, он продвигался сквозь плотный туман, пока не приблизился к отверстию шахты. Он посветил вниз, но фонарик ничем не помог, зато инфракрасное стеклышко представило перед ним картину разрушения, от которой кровь у него похолодела. Он бы уже погиб, если бы остался в каком-то из нижних уровней.
Робот-носильщик свалился с уровня и врезался в крышу подъемника, доломав тормоза и погружая лифт на уровень пониже — под воду. Из-за столкновения падающего погрузчика с застрявшим лифтом и случился небольшой взрыв, и тепла выделилось достаточно, чтобы нейтрализовать пробиравший до костей холод, хотя Бартон находился выше взрыва на семьсот метров.
Кинсолвинг сделал глубокий вдох, снял респиратор, чтобы вытереть пот, струившийся с кустистых бровей, потом снова нацепил на себя тяжелую маску. Застоялый воздух без фильтра потревожил его лобные пазухи, заложив ему нос, из которого потекло, но это все-таки лучше, чем совсем не дышать. Один взгляд на индикатор качества воздуха, скопившегося на краю ствола, сказал ему, насколько смертельно опасным стал уровень. Поглядев вверх, Кинсолвинг увидел неподвижный яркий свет. Похоже, уже день, подумал он. Опять снял коммуникатор и, сунув руку в отверстие ствола, чтобы предотвратить задержку сигнала тяжелой скалой, позвал:
— Ала, выходи на связь. Ала. Это Барт. Ты слышишь? Кто-нибудь там есть?
Насмешливый свист создавал впечатление, что наверху нет ни одного живого существа. Долго ли еще он здесь протянет, прикинул Кинсолвинг. Его руки и ноги превратились в свинец, короткий отдых не вернул утраченных сил.
— Будем подниматься, — произнес он вслух.
Карабкаясь, он продолжал тревожиться о расхищении редкоземельных пород. Ала Марккен, их последний совместный отпуск, проведенный на морском побережье, количество дней, оставшихся до окончания его контракта, — думать о чем угодно, только не о боли, которая накапливается в сочленениях и мышцах.
Приблизился уровень десять — и исчез с глаз. Бартон Кинсолвинг отдохнул. И снова попытался воспользоваться коммуникатором.
Никакого толку, наконец решил он. Приемник, наверное, работает: об этом свидетельствует свист. Но где-то по пути он, выходит, повредил передатчик. Так уж ему в последнее время везет. Ломается именно то, что является жизненно важным.
Еще два уровня. Отдых. Слабость нахлынула на него, точно вода в те нижние тоннели. Тьма. Солнце, что ли, садится? Или это он провалился в обморок? Кинсолвинг не мог решить, что именно.
Еще вверх. Вскарабкался на один уровень. Отдых. Два. Еще два. Сверху эхом отдаются чьи-то голоса. Звук тяжелых насосов, работающих, чтобы убрать воду с затопленных уровней.
У Кинсолвинга не было никакого представления о том, до которого уровня он добрался. Четвертого? Второго? Он сорвался с бесконечных пластиковых ступеней и упал на пол к ногам десятка техников. Он даже не помнил, как они переносили его. Солнечный свет упал ему на лицо, теплый и успокоительный. Кинсолвинг негромко простонал, перекатываясь в кровати. Этого легкого движения хватило, чтобы активизировать каждый болевой центр его тела.