— Вулканогенная брекчия, — подытожил сапер. — Но крепкая.
Я поднял брови на Гиббла. Тот похлопал по потресканной стене.
— Он говорит, стены не обвалятся.
Что-то не давало мне покоя, однако боль в спине, куда ударило панелью, постоянно отвлекала, и к тому же я слишком устал, чтобы трезво мыслить.
У входа в каждую пещеру посадили часовых, хотя слизней сейчас, особенно по такой погоде, меньше всего следовало бояться.
Пока мы вчетвером, изнеможенные, оставались в нашем уголке, генерал Кобб ходил по пещере, беседовал с солдатами, проверял снаряжение, уточнял планы. Невероятно: я вдвое моложе его, тащил такую же ношу по таким же горам — и вот, он ходит, а я сижу как сплошной комок из мозолей и растянутых связок.
Говард, сидевший рядом, протянул мне шоколадку, пока разворачивал никотиновую жвачку. Без кислорода не покуришь.
— Мои соболезнования, Джейсон.
Я кивнул. Усталость притупляла все чувства. А может, я просто отгородился от них.
— Как думаешь, Говард, слизни так и оставят нас здесь гнить?
Он задумчиво пожевал.
— Думаю, нет. Им гораздо удобнее, когда противник сидит на другом конце галактики. Здесь мы для них угроза.
— Ты же говорил, они не смогут летать. Значит, ни им до нас не добраться, ни нам до них.
Говард пожал плечами.
— Мы толком ничего не знаем об их технике и тактике. Знаем лишь, что они готовы жертвовать собой.
Ну да, вот уже не один год они набиваются в корабли и, как камикадзе, врезаются в Землю.
— С чего это они?
— Возможно, слизни не «они», Джейсон, а «оно». Единое существо, состоящее из множества самостоятельных организмов. Гибель отдельных индивидов в таком случае может быть настолько же безразлична Большому Слизню, как нам — стрижка ногтей.
Читать лекции посреди хаоса входило в обязанности Говарда. Кроме того, это было в его натуре.
Генерал Кобб подсел к нам. Готов поклясться, я слышал, как у него скрипят суставы.
— Ты прав, Говард, пора отвлечься от стереотипов. У нас принято сберегать силы. Если не для того, чтобы спасти жизни солдат, то хотя бы потому, что ресурсы ограничены.
Мне вдруг смертельно наскучили философские споры. Веки налились свинцом. Я настолько измотался за день, что даже смерть Пух ощущал как-то отстраненно. Другим наверняка приходилось так же тяжело. Пожалев мысленно часовых, обреченных сидеть на ветру и морозе, всматриваясь в непроглядную тьму, я зарылся в спальный мешок и принялся считать трещины на потолке, пока не заснул. Снотворное принимать не стал: здоровый сон казался лучше наркотического. Сами знаете, обжегшись на молоке…
Несмотря на все дневные происшествия, меня не покидала мысль, что я чего-то недодумал, что худшее еще впереди. Мне снилось, будто я опять на Луне, ползу внутри снаряда, цепляясь носками и пальцами за вентиляционные отверстия, а на каждом повороте на меня из ниоткуда лезут жирные пластилиновые слизни.
Я проснулся в темноте под храп окружающих солдат…
… И под что-то еще.
Кап. Кап.
Словно падают огромные капли. Я спустил на глаза прибор ночного видения и подождал, пока появится картинка. Снаружи облюбованной мной ниши с потолка падали капли дождя. Ну что ж, предупреждали ведь нас астрогеологи, что на Ганимеде есть вода.
Капли были гигантские. Они сочились через трещины в потолке и падали на лица крепко спящим солдатам. Те даже не шевелились.
До чего же неестественно.
Я сильнее закутался в спальный мешок. Несмотря на форму с подогревом, было страшно холодно. Тут, небось, все десять градусов ниже нуля.
Меня словно молнией ударило. Какой, к черту, дождь при минус десяти?
Сна как не бывало. Я снова опустил на глаза прибор и всмотрелся, теперь уже внимательно.
Слизни!
Сотни бесформенных слизней ползли из трещин на потолке и на стенах. Трещин такой же ширины, как вентиляционные отверстия в снаряде. Так это двери были, а никакие не вентиляционные отверстия!
Я видел фильмы, как осьминоги протискиваются через щели в дюйм толщиной. Это казалось таким очевидным! Настолько же очевидным, как и то, что мы укроемся здесь от ночных ветров, если выживем после посадки на вулканическую пыль. Что часовые будут смотреть из пещеры, а не внутрь ее.
Мы нарвались на страшную, прекрасно продуманную западню.
Сбоку над Пигалицей свесился слизень, вытянулся в соплю и навалился ей на лицо. Пигалица беспомощно задергалась, но из зажатого рта не вырвалось ни звука. Ари продолжал мирно спать рядом.
— Твою мать!
Я вынырнул из спального мешка, оторвал от Пигалицы зеленый комок и размозжил его камнем. Пигалица села, хватая ртом воздух и брезгливо вытирая лицо.