Последние месяцы жизни Брукнера в Линце ознаменовались исполнением нескольких его произведений, достойно увенчавших столь значительный творческий этап. В числе других повторно прозвучала Месса № 1 (ре минор) и, самое главное, 9 мая 1868 года состоялась премьера Первой симфонии. Правда, новизна и смелость музыки не были поняты публикой и вызвали разноречивые отклики в прессе. Тем не менее значение премьеры вряд ли можно переоценить: впервые Брукнер получил возможность услышать свою симфонию в реальном звучании и подвергнуть публичному испытанию способность создавать «чистую», бестекстовую музыку. Итак, наступил последний, наиболее важный период жизни 44-летнего композитора, связанный с его деятельностью в Вене. Именно в эти годы возникли все лучшие симфонии Брукнера, обессмертившие его имя.
Жизнь Брукнера в Вене не была легкой, скорее наоборот: ее можно назвать путем страданий — так много пришлось ему испытать непонимания и насмешек вплоть до враждебности публики и части музыкальной критики. Но справедливость требует сказать и другое: Вена принесла Брукнеру восторженное признание подлинных друзей его искусства и величайшие триумфы. В Линце впервые пробудился творческий дар Брукнера, в Вене ему суждено было раскрыться во всю силу.
На протяжении десятилетий, вплоть до смерти Шуберта в 1828 году, Вена была средоточием музыкальной жизни Европы. Неудивительно, что этот город, освященный именами Гайдна, Моцарта, Бетховена, Шуберта, вначале казался Брукнеру «землей обетованной». Для скромного провинциального органиста и педагога открылась возможность занять ответственные музыкальные посты в одном из центров европейской культуры. Однако действительность оказалась далеко не столь радужной, как мог предполагать Брукнер. Ко времени его переезда в Вене царил своеобразный музыкальный академизм, отвергавший все, что не укладывалось в рамки предписанных им законов. Границы дозволенного в искусстве определяла господствующая музыкальная элита; это были, прежде всего, штатные, или, как тогда говорили, «аккредитованные», профессора, среди которых выделялся своим авторитетом Эдуард Ганслик, автор трактата «О музыкально-прекрасном» (1854), послужившего основой формалистических теорий в музыкальной эстетике.
В первые годы жизни в Вене Брукнер еще не мог предполагать, что впоследствии Ганслик станет его заклятым врагом и будет подвергать его творчество уничижительным нападкам. Этот влиятельный критик, профессор истории музыки и эстетики Венского университета вначале был даже дружественно расположен к Брукнеру; еще в линцский период жизни композитора Ганслику довелось присутствовать на исполнении «Похода германцев», и он был настолько восхищен музыкой, что подарил Брукнеру свою фотографию с собственноручной надписью. (Примечательно, что и тогда Ганслик не удержался от зловещего предупреждения: «Если я захочу кого-нибудь уничтожить, он будет уничтожен».) Когда же впоследствии обнаружилась приверженность Брукнера к вагнеровскому направлению, Ганслик, отрицавший художественные принципы автора «музыки будущего», занял непримиримо враждебную позицию к творчеству Брукнера, что доставляло композитору немало огорчений.
Ко времени переезда в Вену окончательно сформировался своеобразный внешний облик композитора, который остался без изменений и в условиях большого города. Среднего роста, с хорошо сложенной крепкой фигурой, Брукнер производил импозантное впечатление своей внешностью, в которой простонародные черты сочетались с величавостью. Несмотря на появившуюся с годами склонность к полноте, он сохранял подвижность походки и прямую осанку. Как и прежде, он носил просторные черные костюмы с короткими брюками (последнее объяснялось удобствами игры на ножной клавиатуре органа); широкие манжеты, большой голубой платок, выглядывавший из нагрудного кармана, и мягкая шляпа с отвислыми полями дополняли его характерный облик. В неприятии столичной моды сказалась упрямая крестьянская натура Брукнера.
Непритязательна была и обстановка жилища композитора на Вёрингерштрассе, где он прожил до 1876 года. Убранство двух небольших комнат на втором этаже, из окон которых открывался вид на Вену, было лишено показной роскоши, характерной, например, для байрейтской виллы Рихарда Вагнера. В это жилище одинокий композитор переехал вместе со своей незамужней сестрой Анной, исполнявшей обязанности хозяйки дома. После ее смерти в 1870 году домоправительницей стала Катарина Кахельмайр, «фрау Кати», верно служившая Брукнеру до последних дней его жизни. Вместе с ней он переселился в новую квартиру на Хесгассе, 7, где прожил почти 20 лет. Скудной мебели композитора едва хватило на то, чтобы обставить довольно большое помещение. Посетителей поражал аскетизм жилища, где все было подчинено одной цели — возможности работать. Рядом с полутемной передней, стены которой со временем покрыли лавровые венки, располагалась спальня, где, помимо кровати и огромных кип нот, лежавших прямо на полу, находился бюст композитора работы Тильгнера; в рабочем кабинете стояли рояль, привезенный из монастыря св. Флориана, и фисгармония; меблировку комнаты дополняли шкаф с выдвижными ящиками, небольшой стол и кожаное кресло. В этой спартански суровой обстановке возникли величайшие из творений Брукнера.