Никто не хотел говорить о возможной беде, горе: летчики ехали не на прогулку, а воевать; спустя несколько месяцев, когда родственники приедут встречать их на вокзал, многие к ним уже не вернутся.
Антон Губенко силился развеселить жену, говорил ей какие-то смешные вещи, а Анна Дмитриевна окаменело смотрела на мужа, не выражая замершими глазами отношения к его словам, не понимая суетности людей. Помимо ее восприятий, жили боевая маршевая музыка, желтое месиво неба, зеленое тело железнодорожного состава и еще что-то тревожное, сиюминутное, могущее отнять у нее мужа.
Анна Дмитриевна встретила известие об отъезде Антона внешне спокойно. Что она могла поделать с ним? Он рвался в Испанию, теперь уезжает в Китай.
— Моим, Аннушка, ничего не пиши, — говорил деловито Антон, как тренер, наставляющий бегуна на старте. — Письма я не любил писать, они знают. Для Кирочки ничего не жалей. Себе прикупи нарядов. На лето поезжай к маме…
— О чем ты говоришь, Антон? — воскликнула Анна Дмитриевна. — Какие наряды? Ты уезжаешь воевать, а я — наряды…
— Не воевать, а помогать, обучать, выполнять свой интернациональный долг.
— Не все ли равно, как назвать это? В вас будут стрелять!
— Со мной ничего не случится. Верю в себя, в свой самолет, вернусь невредимым. Только, пожалуйста, жди.
Действительно, все началось неожиданно, как в приключенческом романе или детективном фильме.
Были отменены полеты. Летчиков построили на аэродроме. Начальник штаба зачитал по списку несколько фамилий и просил тотчас прибыть в штаб. В классе предварительной подготовки собирались летчики, воентехники и с деловой сосредоточенностью рассаживались на жесткие стулья. По напряженности, создавшейся в комнате, командиры понимали, что собрали их по важному поводу. Переговаривались вполголоса. Почему такая торопливость: отменены полеты? Почему секретность — проверили у всех документы?
Вошел незнакомый полковник в сопровождении командира эскадрильи Курдубова, начальника штаба, старшего лейтенанта Андреева.
— Товарищи командиры! — сказал полковник. — Мне поручено вам объявить о том, что Советское правительство приняло решение оказать помощь народу Китая в борьбе с японскими захватчиками. Мы поставим китайским друзьям самолеты, танки, автомобили, пулеметы, винтовки. Мы получили задание направить в Китай летчиков, воентехников, мотористов, которые изъявят желание поехать добровольно. Я объявляю присутствующим: кто желает поехать, может написать рапорт и передать по команде…
Капитан Губенко встал первым:
— Прошу записать меня!
— Не торопитесь, Губенко, — сказал Курдубов. — Посоветуйтесь дома. Утром скажете.
— Мое мнение не изменится, — твердо и решительно, как обычно, сказал Губенко.
Убеждать никого не приходилось. Все летчики давно знали, что китайский народ ведет освободительную войну с японскими захватчиками, что Советский Союз, верный своему интернациональному долгу, оказывает бескорыстную помощь Китаю. Слышал об этом и Антон. В 1937 году, когда группа советских летчиков-добровольцев готовилась к поездке в Испанию, очень хотел поехать и Антон, но туда Курдубов ему не разрешил. А как будет на этот раз?
— Хорошо, Антон Алексеевич, — хмурясь, сказал командир. — Без желания отпускаю. Препятствовать не могу.
Три дня на сборы. Ведь это так много. Но когда готовишься ехать в далекую, незнакомую страну, когда предстоят воздушные бои, тогда это мало. Что за чертовщина, из головы не выходит Курдубов? Теперь ему будет легко. Непослушный командир отряда уезжал.
Курдубов тоже думал о Губенко. Незаурядный летчик, одержимый человек этот Губенко. Целеустремленный. Курдубов сразу увидел в нем личность и признал за ним право на эксперимент, на открытия. Он хорошо понимал, что Губенко — новое явление в авиации, начало или конец его, Курдубова, карьеры. В руках командира был прекрасный материал, и, владея им, он испытывал творческое наслаждение, вдохновенную радость и командирскую робость. Ах, как этого не может понять Антон! Ведь все он, Курдубов, делал в его интересах, сдерживал или ругал, поддерживал или выдвигал. Он опекает его, оберегает его для больших и важных свершений.
Курдубов, пожалуй, первым понял, кто есть Антон Губенко, понял и сохранил свое непримиримое отношение к его возвеличиванию и почти полное внешнее равнодушие к опытам в воздухе. Он, как скульптор, делал из Антона произведение, которым — будут восторгаться в будущем. Но сейчас он не хотел ни признавать, ни поощрять Губенко. Теперь, когда Курдубов наконец осознал, что завтра Антона не будет, что не будет его на утренней поверке, не придет он и на полеты, он вновь пожалел, что не задержал, не воспрепятствовал его отъезду. Губенко был ему нужен. Своими творческими поисками, бесстрашием он увлекал за собой людей, вселял уверенность в новую технику, был образцом для подражания. Молодые летчики его любили, старшее поколение пилотов уважало.