В обозримом фрагменте Истории единственной в своем роде женщиной, ставшей воплощением этой магии и этих войн, была Юлия Домна.
В слиянии реального и ирреального она возносит свои грандиозные видения, которые подпитываются снизу дыханием говорящих камней, и все чудесное для нее становится и украшением, и зеркалом.
Именно Юлия Домна затеяла, разожгла и породила войны, чтобы они служили ее женским амбициям и идеям превосходства, она же ответственна за то нагромождение чудес, которыми заполнена книга «Жизнь Аполлония Тианского», написанная Филостратом[51]; Аполлоний Тианский — тот белый, который обозначает духовность земли знаками, оставленными в гробницах.
Я прощаю Юлию Домну за то, что она вышла замуж за римского безумца по имени Септимий Север; я прощаю ей также ее сыновей, еще более безумных и преступных, чем их отец. Я прощаю ее только из-за написанной по ее приказу книги «Жизнь Аполлония Тианского», которую я цитирую.
Впрочем, без Юлии Домны не было бы Гелиогабала, но я полагаю, что без этого педерастического сплава монархии и жречества, где женщина стремится к тому, чтобы стать самцом, а самец готов полностью перенять повадки и манеры женщин, царственная женственность Юлии Домны, настоянная на вере в чудеса и рассудке, никогда бы не помышляла сверкать на троне Римской Империи. Свою роль сыграли и внешние обстоятельства, и ее решительность. Все это вместе взятое превратило ее в чудовище, подталкивающее императора к войне. Но как только война заканчивается, она окружает себя поэтами, как могла бы окружить знахарями и колдунами. Все ее любовники — люди, которые служат чему-либо и служат ей. Она смешивает секс и разум, но никогда не использует разум без секса, и тем более не было одного лишь секса, без разума. Еще в Сирии, совсем юная, она отдается направо и налево, но неизменно врачам, политикам, поэтам. Она отдается людям, которые необходимы для осуществления ее собственных планов, не заботясь о том, что интересует их самих. Царить и царствовать — прежде всего. Любовные связи приводят ее к власти. Нетрудно вообразить, как она заставляла Септимия Севера плясать под ее дудку в 179 году, когда он принял в Сирии командование 4-ым Скифским легионом, — и продолжала в том же духе до своего замужества. И даже позднее.
Она тратит, не считая; и не умеет, подобно Юлии Мэсе, плести хитроумную интригу, но она вынашивает великие планы. Превыше всего — амбиция и сила. Амбиция в крови, и порой даже выше крови. Пусть два сына убивают друг друга на ее глазах — она прощает смерть живому, потому что этого живого зовут Каракалла, и он царствует. И еще потому, что она превосходит Каракаллу умом и сохраняет трон, отправив его вести войны в дальних краях.
Латинский историк Дион Кассий[52] утверждал, что Юлия Домна спит с Каракаллой в крови своего сына Геты, убитого Каракаллой. Но Юлия Домна спала только с представителями царского рода, прежде всего представителями рода, ведущего начало от солнца, откуда вышла она сама; затем — с представителями римской императорской семьи, которую она покрывает, как конь кобылу.
Однако эта сила не обходится без снисходительности, без попустительства. При дворе Юлии Домны царит всеобщее веселье с тех пор, как ей удается насадить в Риме привычки и обычаи Сирии, воспользовавшись покровительством своей сестры Юлии Мэсы и ее дочерей.
Возможно, сперма течет потоком, но это — умная река, и этот поток спермы знает, что он не пропадет.
Ибо податливость здесь — всего-навсего пена на волне этой силы, гребень, трепещущий на ветру.
Ничто не может сломить эту необыкновенную женщину. Когда уходит война — возвращается поэзия. И все это время у нее под каблуком ее сестра со своими дочерьми, которые увековечат род Солнца.
Гелиогабал рождается в Антиохии[53] в 204 году, во времена правления Каракаллы.
И Каракалла, Мэса, Домна, Соэмия — мать Гелиогабала, в ту пору вдова Вария Антонина Макрина[54], и Маммея — мать Александра Севера и вдова Гессия Марциана, куратора зерна и воды, — вся эта компания вместе спит, беснуется, пирует и окружает себя сирийскими факирами, требуя, чтобы они постоянно пребывали в состоянии транса.
Затем, неподалеку от храма луны, мужского культа бога Луна (Lunus), убивают Каракаллу[55], — это происходит в тот момент, когда он сходит с лошади, чтобы облегчиться.
И Макрин, новый император, усаживается на римский трон, никогда больше не возвращаясь в Рим, и воображая, что можно управлять из сирийской глубинки, где он организовал убийство Каракаллы.
51
52
Если Дион Кассий рассказывает, что Каракалла убил (своего брата) Гету прямо в объятиях их матери, то Геродиан (см. прим. 77), описывая Юлию Домну, напоминает оскорбление, брошенное в ее адрес Плавтием: Иокаста (мать Эдипа, ставшая его женой). Этот факт упомянут в связи с деталями, приведенными Антуаном Аллегром в его книге «Декада, содержащая жизнеописания императоров» (1556 г.). «Жизнеописание Антонина Бассиана (Каракаллы)» автор уточняет, что после того, как Каракалла убил Гету прямо на глазах у Юлии Домны, он стал спать с мачехой, так как, чтобы смягчить ужас инцеста, он на всякий случай говорит, что Каракалла и Гета были братьями по отцу, но не по матери, в то время как они оба были сыновьями Юлии Домны. В книге «Религия в Риме при Северах» (1885) Жан Ревиль ссылается на Спартанца, который очень эмоционально заявил, что Юлия Домна, дабы обеспечить себе покровительство Каракаллы, сама спровоцировала его на инцест. Дион Кассий, греческий историк, родился ок. 155 г. Дважды был консулом. При Макрине, в 218 году, был куратором в Смирне и Бергаме; при Александре Севере - проконсулом Африки. По окончании срока второго консулата вернулся в Никею, где и умер, будучи уже очень старым (ок. 240 г.). Он написал книгу о чудесных знамениях, которые предсказали восшествие на престол Септимия Севера. Позже он составил «Римскую историю». (Примечание франц, издания)
53
54
55