Антони устроил его в спальне под кровлей, где через черепицу уже сочился лунный свет.
- Похоже на те лоскутные одеяла, что шьет Джейн, - бормотал капитан, сонно теребя покрывало. - Скажите, мистер...
Но Антони давно не было в комнате.
Глава XXV. Вилла Бриньоле
От харчевни они долго, не меньше полумили, ехали сперва вниз, потом вверх вдоль бесконечной садовой изгороди Палаццо Бриньоле, летней иезуитской школы, ныне, с бегством членов запрещенного ордена в Россию и Польшу, совершенно заброшенной. Стук копыт эхом отдавался от облупившихся, залитых лунным светом служебных построек. Возница неохотно въехал в заржавленные ворота и, распрягши под навесом, устроился отдыхать в компании мулов и блох. Ужин явно отодвигался в неизвестность. Он пожелал синьору не задерживаться.
- Я на час-два, не больше, - пообещал Антони и двинулся по заросшей травой террасе, сжимая в кармане письмо к отцу Ксавье. Ему не верилось, что он найдет священника по указанному адресу, слишком очевидно было запустение вокруг - в лунном свете он то и дело спотыкался о груды мусора и полусгнившей соломы; несметные полчища котов, сверкая совиными глазищами, вопили ему вдогонку.
Даже в Генуе отец Ксавье не сумел бы сыскать приюта, который бы точнее воплотил былое величие и нынешний упадок ордена. Огромный непреклонный фасад Палаццо Бриньоле на возвышении подставил невидящий лик луне, которая, подобно ему, не желала замечать перемен. Нижние, забитые сором, арки, казались заткнутыми ртами. Треснувшие, мятые жалюзи на верхних окнах, словно серые катаракты на бессчетных глазах, говорили о зияющей пустоте скрытых за ними келий. От дома под прямым углом отходили две разрушенные аркады, цепочкой перекошенных арок спускались по исполинским ступеням террас, и, словно две дряблые руки, обнимали унылый пустырь, занявший место цветников и лужаек.
Антони глядел на темное, молчаливое здание и ему казалось: сад наступает на дом, ползет по аркадам плетьми ежевичника и змеящимися виноградными лозами. То было зловещее половодье темной растительной реки. Что еще хуже, за всем угадывался прежний замысел направить ее в рукотворное русло, сделать искусственной, как канал, аккуратной, как свежевыбритая тонзура. Антони не сразу набрался духу последовать за кошками в залитый луной лабиринт. В этот час тем, кто не видит в темноте, не следовало вступать в сад.
Он спотыкался о корни, пробившиеся через трещиноватые плиты. Иногда камни под ногами проседали чавкающим крошевом. Все заросло сорной травой, то пестрой, то темно-пламенеющей. Лягушки квакали в лужах стоячей воды. Антони поднимался по ступеням, шел по дорожке, опять поднимался, взбираясь все выше по исполинской лестнице террас. Ступени сыпались под ногами, из ниш, оплетенных виноградом, строили рожи замшелые статуи, другие лежали ничком, в белых пятнах проказы, словно мертвецы. Однажды ему померещился впереди свет фонаря, но то оказался одинокий светлячок, тщетно взывающий к подруге. Дом стоял все такой же темный, и, чем ближе Антони подходил, тем больше и бесприютнее он казался.
Наконец Антони поднялся на последнюю террасу и заглянул в открытый портал, чьи двери, давно сорвавшиеся с петель, теперь пьяно прислонялись к пилястрам похожего на склеп вестибюля. Входить Антони не решался. Собственно, он готов был посчитать свою миссию законченной, если бы эту минуту до него не долетел звук, отличный от кваканья лягушек и стрекота кузнечиков.
Сперва он подумал, что это вода капает в заброшенный колодец, но, прислушавшись, уловил мелодию. Кто-то беспечно касался арфы. Звук крепчал. Казалось, он исходит от покинутого молчаливого дома. Так жутко было слышать эту нежную музыку из освещенного луной портала, что Антони замер. Но вот к арфе присоединился женский голос. Женщина пела что-то бравурное, и, беря высокую ноту, ужасно сфальшивила. Антони рассмеялся. Она была очень человеческой, эта фальшь. Он шагнул в вестибюль и почти сразу оказался в замусоренном дворике.
Из привратницкой в углу большого прямоугольника пробивался свет и доносились звуки арфы, хотя тяжелые ставни были закрыты. Настоящие крепкие ставни. Антони постучал в дверь, но никто не ответил. Музыка смолкла. Он услышал осторожные шаги за ставнями, свет погас. Антони хотел уже было рассердиться, но против воли улыбнулся. Постучал снова. Молчание.
Спустя некоторое время странный мягкий голос сказал: - Меня нет. Я давным-давно уехала. Оставьте меня в покое.