Неважно, что слов капитана Джорхема они не понимали рассудком. Что такое рассудок? Да и где он? Всех восторгали сами звуки, которые издавал старый моряк. Человек, который победил ящерицу! С шести метров, заметьте! Когда он смеялся своей шутке, дворик отвечал ревом. Два смуглых, грязных мальчика в обнимку сидели на могучей виноградной лозе и, болтая, смотрели вниз, словно обезьянки, взирающие на львиное пиршество. Однако Антони чувствовал, и остальные чувствовали, что мальчики эти тоже часть их превосходного общества. Они тоже оценены по достоинству и приняты в компанию. Да, все превосходно. Все счастливы. Он счастлив. Они счастливы.
Антони никогда столько не пил и не веселился. Вино струилось в его крови. Мир, слегка расплывчатый, сверкал на солнце подобно лесной чаще. Узор виноградных листьев на шпалере, их тень на каменных плитах - все это было прекрасно, неповторимо.
После нескольких первых бутылок Антони еще чувствовал себя зрителем, подчас даже неблагосклонным. Потом, раз за разом возвращаясь к багряному стакану, он как бы погрузился в совсем иную атмосферу. Он достиг восторга, теплоты, восхитительной легкости и полного единства с безупречным миром. Он знал: так оно все и есть на самом деле, просто трезвый взгляд этого не видит. Мир перед Антони стал четче и как бы больше. Предметы были обрамлены в янтарь, а то, что дальше, стало еще запредельнее, омытое золотоносным светом. Ни с кем ему не было так легко, как с этими людьми во дворе. Все они, до сегодняшнего дня незнакомые, его друзья. Вселенная бестревожна. Его допустили в райское братство.
Это все вино, солнце и виноград. Солнце? Антони поднял голову и посмотрел на солнце сквозь виноградные листья. Свет и тень в виноградной беседке плавно колыхались, и Антони понял, где он на дне озера, воздушного озера. Конечно! Он вспомнил. Такой свет был под платаном, где он впервые очнулся к жизни. Никто не помнит первородный мрак. В памяти ожила та полная, простая, безусловная радость. Свет, тепло и радость вошли в его плоть и кровь, они и сейчас там. Они всегда будут с ним. Они - это он. Как лицо на миниатюре, его лицо! Он загукал по-младенчески, зашевелил руками, ногами, удивляясь и радуясь их движениям. Он думал; он грезил.
Это солнце производит из земли пищу, вино и радость. Оно дает свет на потребу глаз. В свете движутся тени, люди и вещи, которые для света суть тени как таковые, проекции иных реальностей. Когда ты трезв, ты не видишь, что отбрасывает эти тени. Ты забываешь об их источнике, и потому не видишь ни людей, ни вещей. Сейчас Антони по крайней мере приблизился к этим родственным существам и предметам. Он видит их, как они есть. Можно подойти совсем близко и познать их суть. Разделяющая тьма исчезла. В свете солнца все стало одной субстанцией. Все ликовало вместе с теплом и светом, льющимися на маленький дворик. Еда и вино - от света. Люди едят и пьют, и наполняются светом. Все - одна субстанция, люди и вещи. И все питается светом.
Все пьют и едят, всегда и везде. Антони рвался поведать об этом, но не мог. Это солнце каждодневно накрывает яствами стол, за которым собирается человечество. Или нечто, сотворившее солнце... Антони встал, потрясенный этой глубокой мыслью, спеша поделиться и не находя слов. С губ его сорвалось глухое мычание. Он не мог объясниться. Ему что-то кричали, он не понимал. Он огорчился. Куда-то побрел. Мир перед ним распахнулся. Свет стал ярче. Вспыхивал. Струился.
Огромный, накрытый сияющей скатертью стол уходил к горизонту белой дорогой, и по нему брели все народы человеческие. За горизонтом не было ничего, только выплывали из бездны облака. Он тоже мог приблизиться к столу и разделить трапезу. Он, шатаясь, двинулся вперед, и оказался вроде бы на самом столе. Он сел. Скатерть сверкала, как солнце на воде, слепя глаза.
Оказалось, он вовсе и не хотел есть. Голова кружилась. Он подпер ее рукой и к чему-то прислонился. Прошел час, другой. Потом в глазах прояснилось. Исполинский стол солнца исчез. Антони сидел на краю тротуара у входа в ресторацию и глядел на Страда-Балби, длинную, ослепительно-белую, тихую в послеполуденный зной.
Ах да, конечно! Это же Генуя! Он только что о чем-то думал. О чем? О причастии? О чем-то в этом роде. О древних трапезах любви? Ладно, неважно. Сколько он тут просидел? Где капитан? Они что-то собирались покупать. Какое сегодня число? А впрочем, не все ли равно! Он пошел во двор, стараясь собраться с мыслями. Он пил воду, много воды. Какая безвкусная! Женщина в красной юбке смеется над ним. Все вдруг прояснилось. Наверно, он спал долго. Осталось ощущение довольства и беспечности. Земля под ногами выровнялась. Хорошо!