Антонин Лиман, учитель Дворжака
Усталый, нередко в синяках и ссадинах, прибегал Дворжак к Лиману, но и здесь лаской его не баловали. «Лиман был хорошим музыкантом, — вспоминал он, — но вспыльчивым человеком, и вел обучение согласно нравам того времени: тот, кто не мог чего-нибудь сыграть, получал столько затрещин, сколько было на бумаге нот… Гармонию он знал хорошо — само собой разумеется, о гармонии существовало тогда несколько иное представление, чем у нас теперь — но знанием генерал-баса отличался: он бегло читал и играл его, чему учил также и нас. При этом частенько случалось — особенно когда появлялось много цифр, а среди них иногда попадались перечеркнутые, — что прежде чем ученик мог в них разобраться, он получал уже три подзатыльника».
Через год, вслед за Антонином, в Злоницы из Нелагозевеса переехала вся семья. Полагая, что с помощью сына можно будет вести более солидное дело, Франтишек Дворжак решил покинуть маленькую деревушку и, собрав все накопленные средства, снял в аренду злоницкий заезжий двор, так называемый «Большой трактир». Лучше стало ли от этого Антонину? Нет. В доме дяди ему было вольготнее. А теперь, кроме обязанностей у мастера Роубала, он должен был еще помогать отцу налаживать хозяйство. Да и тесно было жить семье из восьми человек в двух маленьких комнатках при трактире. Но Тоничек не роптал. Он не видел другой жизни. Тяжелый труд, нужда, болезни были уделом всех тех, кого он знал. От этого, вероятно, часы, выкроенные для музыки, приносили ему наслаждение. Постигаемый им сказочно богатый мир звуков успокаивал его, утешал, давал силы сносить все невзгоды.
Однако, приученный с самых малых лет покоряться воле отца, Антонин даже в мечтах не представлял себе своего будущего иным, чем то, каким оно было ему обрисовано. Слова Лимана о том, что он создан для музыки и только ею должен заниматься, пугали его. Чтобы не сердить учителя, он каждую свободную минуту прибегал к нему то в школу, то в храм поиграть на органе, то на репетицию капеллы, а поздно вечером — домой, где его ждали старенькое фортепиано и Теринка, дочка Лимана, ровесница Дворжака, с которой Антонин разучивал дуэты. Но все это он делал не в ущерб основным занятиям и обязанностям.
2 ноября 1856 года Антонин Дворжак получил документ, в котором говорилось: «Мы, нижеподписавшиеся представители городского цеха мясников, подтверждаем и удостоверяем настоящим свидетельством, что… поименованный Антониус Дворжак в установленное двухлетнее время своего обучения вел себя нравственно, богобоязненно и прилежно, учился, по свидетельству его мастера Яна Роубала, ремеслу мясника основательно, и, как надлежит, он был представлен… собранию цеха под председательством досточтимого господина надзирателя этого цеха, где ему было соответствующим образом выдано свидетельство об окончании».
Новоиспеченному подмастерью оставалось пройти годичную практику, и можно было открывать свое дело. Учитывая, что успехи Дворжака в немецком языке оставляли желать лучшего, а к воспитанию своих мастеров цех относился достаточно серьезно, решено было послать его на год «к немцам» в Чешске Каменице — преимущественно немецкое поселение, так же как и Злоницы, принадлежавшее князьям Кинским.
В России в былые времена мальчика из бедной семьи отправляли «в люди». В Чехии же отдавали «на продажу», точнее — на обмен. Благодаря хлопотам Лимана, хорошо известного во всей округе, Дворжак в Чешске Каменице попал в дом мельника Йозефа Ома, сын которого, в свою очередь, должен был год провести в Злоницах под опекой родителей Дворжака.
Трудно жить среди чужих мальчику — уже не ребенку, но еще не юноше. Особенно если он отличается такой застенчивостью, как Дворжак. Однако пребывание в семье мельника воспитало в Дворжаке самостоятельность, умение общаться с людьми. У него появились друзья и товарищи, которые ценили его готовность по первой же просьбе взяться за скрипку.
В Чешске Каменице Дворжак серьезно преуспел в занятиях языком и через год привез отцу отличные отметки из немецкой школы, которую он посещал. Пополнились и его музыкальные знания, так как органист местного храма Франтишек Ганке по просьбе Лимана продолжал с ним занятия по теории музыки и игре на органе.