Несколько овальное в плане сооружение имеет габариты 25 x 63 м. (без портика) и является гиперболическим параболоидом: направляющие гипербол в местах соединения разных поверхностей образуют наклонные линии, по которым передается нагрузка стен верхней часовни.
В группе опор в интерьере крипты четыре центральные наклонные, составленные из грубо околотых базальтовых глыб, тогда как остальные выложены из кирпича и оштукатурены внизу до линии, полученной от свешенной с вершины цепи и являющейся ее своеобразной «тенью». Опоры держат расставленные по диагоналям арки из кирпича на ребро. Сверху их дублируют более плоские арки, на которые непосредственно опирается деревянный пол верхнего этажа. Некоторые арки в местах примыкания к наружной стене раздваиваются, чтобы обойти окна.
Сложная, с неожиданной «барочной» волютой ограждения лестница, ведущая на хоры, обрамлена двумя столбами столь свободных биоморфных очертаний, что только воспоминание о работе на пространственном макете вынуждает поверить, что здесь нет ни одной декоративной — в строгом смысле слова — детали. Даже те детали решения, которые следовало бы назвать декоративными, в действительности являются символически-смысловыми: мозаика с ярчайшим цветовым решением над «пещерным» входом в крипту в полном соответствии древнейшей традиции изображает основные духовные качества — доброту, справедливость, силу и умеренность; оправленные в металл морские раковины (чаши для святой воды) — известный символ Марии; навесы над окнами-витражами отдаленно напоминают голу́бок (Колома — «голубка»)…
Расположенный напротив главного входа портик — самостоятельная конструктивная «сюита»: одна колонна в центре и ряд наклонных колонн по периметру. Опирающиеся на колонны арки расходятся в разных направлениях — по биссектрисам гиперболических параболоидов, а их направляющие в свою очередь образуют выпуклые своды.
Будучи насквозь романтико-символическим сооружением, крипта является одновременно сверхрациональной конструктивной системой. Являясь сверхрациональной системой, это сооружение напоминает музыкальную пьесу барокко, где главная тематическая линия обрастает украшениями, играющими одновременно глубоко смысловую роль, — без них нет пьесы. Среди таких «украшений» колористическая программа. Нижняя часть крипты имеет сложнокоричневатый цвет, подобный цвету сосновой коры. Гауди добился этого эффекта, использовав переобожженный кирпич темно-коричневого оттенка с подплавленной и потому неправильной поверхностью. Зеленые керамические осколки обрамлений должны были сочетаться с цветом хвои. Поверхности непостроенного здания церкви должны были нести голубые, белые и золотистые тона, с тем чтобы получить максимальную связь с небом и солнечным светом. Все это, разумеется, самым недвусмысленным образом связывалось с традиционной религиозной символикой дороги спасения, ведущей из дольнего мира в горний.
Поэтика пространственной конструкции в крипте доведена до Уровня максимальной, почти экстатической напряженности, выразившейся в безграничном количестве отдельных находок. Не Удивительно, что уже несколько поколений архитекторов исследуют постройку, обнаруживая все новые и новые ее особенности.
Бельесгуард. 1900—1916
По сравнению с криптой Колонии Гуэль усадьба Бельесгуард кажется простой и скромной постройкой — во всяком случае, на первый взгляд. Если бы это здание строилось вслед за криптой, то, даже учитывая, что это всего лишь односемейный жилой дом, оно могло бы казаться шагом назад в стремительном развертывании таланта мастера. Принимая, однако, во внимание, что работы в Бельесгуарде велись одновременно не только со сложнейшей постройкой крипты, но и параллельно с пожизненным трудом над храмом Саграда Фамилиа, с повседневной работой в Парке Гуэль, что, наконец, в те же годы Гауди строит дома Батло и Мила́, то первую реакцию на Бельесгуард придется откорректировать. В известном смысле это передышка от сверхсложных задач, решаемых на других постройках, но одновременно это и испытательная площадка для нескольких художественных замыслов. Удачная площадка, поскольку, строя дом для богатой вдовы, не умевшей подписаться под купчей (за нее расписался Гауди), архитектор — в границах задачи и разумной сметы — был совершенно свободен от волеизъявлений заказчика.