Марта РЭНДОЛЛ
АНТОНИО И ЛАЗАРО
Лазаро, конечно, на мели, но ему все равно не по нутру потрошить пьяниц, даже богатеньких chilito
Вечер пятницы, но на Вираже тихо. Заработанные денежки портовым выдали на прошлой неделе и на следующей выдадут еще, но те, у кого есть «капуста» в сухой период, не разбрасываются на выпивку и «сук» в трущобах Виража при Порте. Эти благонадежные граждане сидят по домам на Северной, в кругу семьи, перед большими экранами, за горячим обедом. СЫШо не исключение, сегодняшний недоумок сам напросился, потому-то Антонио и счел себя вправе избавить его от наличности и коммуникатора. Туристов предостерегают держаться подальше от Виража, твердят: мол, космокопы перестанут охранять их, как только они покинут Порт через Южные ворота. Но всегда находится кто-то, не способный устоять перед соблазном. Те, кто умеет за себя постоять, оттягиваются, и никому никакого вреда, но недоумки вроде этого - легкая добыча.
- Сколько у него было? - спросил Лазаро. Антонио пожал плечами.
- Пес его знает, братишка. Сядем в «У Целии», тогда скажу. Не буду же я здесь пересчитывать! У тебя что, в голове винтиков не хватает?
- Вот уж нет, - ответил Лазаро, но его возмущение было наигранным. У него действительно не хватало винтиков, и обычно он это признавал. Так легче жилось.
«У Целии» почти пусто. У стойки клюет носом пара завсегдатаев, лишь изредка обмениваясь словом-другим. Владелец бара Крумхольц сегодня в добром расположении духа и звук вывернул так, чтобы все могли насладиться милым его сердцу устарелым техно. Лазаро техно не любит (поди пойми, где там мелодия), но Крумхольц всегда ставит выпить, и вообще, тут можно зависнуть на пару часов, и никто не будет к тебе приставать. Лазаро послушно поплелся за Антонио, который выбрал кабинку у задней стены. Крумхольц обмахнул стол влажной тряпкой и нахально спросил:
- Что, опять клянчить пришли?
- Не, у нас наличка, - с ленцой протянул Антонио. - Я хочу пива, и коллеге принеси.
Крумхольц фыркнул, но вернулся за стойку. Антонио выждал, когда тот принесет выпивку, заберет пятерку и исчезнет. Каждый из них сделал ритуальный глоток, и лишь потом Антонио швырнул на стол бумажник. Оба поглядели на него одобрительно. Солидный бумажник из пухлой кожи, скорее всего, натуральной, выдубленной до приятного глазу светло-бурого цвета, да еще замысловатый рисунок вытиснен по краю и сложный иероглиф спереди. Обычные туристы деньги держали в бумажных конвертиках из обменных пунктов: на Вираже отпечатки пальцев не имели силы. Либо недоумок много путешествовал, либо выделывался, будто много путешествует. Лазаро тронул бумажник, а когда Антонио не возразил, еще раз.
- Что за хрень? - спросил он.
«Хренью» был - как это там? - символ какой-то навороченной школы возле Сердцевины.
Длинным ногтем Антонио откинул верхнюю половину бумажника. Внутренность его украшали стопки пластика. В том-то и разница между пластиком и чипами: чип с виду мелочь пустяковая, и есть ли там деньги, бог знает, а вот пластиковой кредиткой можно размахивать, производить впечатление на всех, кто на тебя ни взглянет.