— Воды, — прохрипела Читающая.
— Тебе повезло, что рядом оказался инспектор. Он прибыл на место первым, и буквально бросился в огонь, когда узнал, что ты осталась в пристройке. Вот только что он здесь делал? Мы ему доложить не успели, стражи тоже не сообщали. Откуда ему было знать, что по этому адресу что-то происходит?
Антония не слушала, она жадно пила и пыталась надышаться. К концу бутылки подоспел лекарь. Померил пульс, ощупал горло, посветил фонариком в глаза, поводил над телом амулетом и заставил вдохнуть какой-то аэрозоль. Дышать сразу стало легче.
— Вдыхать каждый час шесть раз, потом трижды в день еще неделю. Вот рецепт, на курс два флакона. Название мази от ожогов на этом же бланке, тюбика должно хватить.
Антонию погрузили в лекарский автомобиль, вкололи какую-то дрянь, от которой она пыталась отказаться, а потом наступил провал в памяти.
Когда она снова открыла глаза, над ней колыхалась легкая занавесь балдахина. Простыни приятно холодили кожу, на руке обнаружилась повязка; лицо, судя по ощущениям, было намазано чем-то жирным. Антония пошевелилась и поняла, что на ней только длинная нижняя рубаха на тонких лямках. Рядом в кресле с книгой в руках сидел Олаф. Он словно почувствовал взгляд хозяйки, поднялся, захлопотал.
— Миледи. Рад, что вы очнулись. Как самочувствие? Что-нибудь беспокоит? Лекарь сказал вам нужно много пить и оставил аэрозоль.
Антония не знала, как оказалась дома и сколько времени проспала. Хотелось спросить о преступнике, пожаре, и не примерещились ли слова Шаттона об инспекторе. Но дворецкий явно был не тем человеком, который мог ответить на эти вопросы. Решив, что стоит просто отдохнуть, и тогда в голове прояснится, Антония поблагодарила за заботу и послушно выпила все, что предложил Олаф, воспользовалась аэрозолем. Потом кое-как, опираясь на дворецкого и упрямо отказываясь от любой другой помощи, доковыляла до уборной.
Закрыв за спиной дверь, Антония шарахнулась вбок и едва не завизжала, но хриплый после дыма и аэрозоля голос выдал лишь слабое шипение. И хорошо, иначе Олаф только зря вышиб бы дверь. Антония быстро поняла, что напугало ее всего лишь собственное отражение. Лицо в белых масляных разводах от мазей, кожа воспаленная, волосы с одной стороны подпалены почти до основания, с другого бока превратились в паклю, глаза красные.
Сделав, что хотела, Антония снова вернулась к зеркалу. И как Шаттон и Олаф от нее не шарахались? Ох, да еще и инспектор, кажется, все-таки был. И видел ее в таком виде. Почему-то стало неприятно. Девушка коснулась щеки, на пальцах остался жирный крем.
— Миледи, как вы? Помощь нужна?
— Все хорошо, сейчас выйду.
Похоже, Олаф решил, что банные процедуры затянулись. Закралась мысль, что повезло, что Олаф не додумался переодеть ее в любимый шелковый пеньюар. Тот был бы безнадежно испорчен мазями. Вздохнув, Антония вышла из уборной.
— Олаф, как ты меня терпишь? — поинтересовалась она, когда дворецкий помогал ей дойти до постели.
Антония имела в виду внешность, но, похоже, мужчина понял ее превратно. От него пришел такой коктейль удивления, недоумения и чего-то еще, напоминающего нежность, что Антония споткнулась. Дворецкий, подхватив ее на руки, донес и уложил хозяйку в постель.
— Я имела в виду, что выгляжу неважно, — пробормотала девушка, пытаясь оправдаться, а потом мысленно на себя шикнула и отругала. Она ничего не сказала и не сделала, за что следовало бы извиняться. А в остальном она ни перед кем отчитываться не обязана.
Олаф пожал печами.
— Не столь важно, как вы выглядите, миледи. Утренние пробуждения, когда я вижу вас заспанной, со следами подушки на щеке и в пижаме, вас не смущали. Так что же изменилось теперь?
Антония вынужденно признала, что ничего. Заодно выяснила, что ее привезли вчера вечером на лекарском автомобиле, оставили указания по лечению и за отдельную плату предоставили все лекарства. Переодевал ее сам Олаф, а лекарь в его присутствии поменял повязки и показал, как и что делать.
Дворецкий раздвинул шторы, за которыми прозрачно-голубое, какое бывает только ранним утром, небо умывалось лениво проплывающими облаками. Антония едва не рухнула с кровати, когда увидела такой знакомый, но явно свежий букет в вазе на окне. Олаф пояснил, что подарок принес утром курьер без каких-либо пояснений и обратного адреса. У девушки внутри заворочалось что-то уютное и пушистое, как ей самой показалось. Ощущения были странными и непривычными, хотелось прикасаться к цветам и вдыхать их запах. Сперва Антония воспротивилась такому порыву, потом все же не выдержала и попросила переставить вазу поближе, на тумбу. А следующим утром принесли новый букет, и так каждый день, до выздоровления.