За разговорами подошло время обрабатывать пострадавшую кожу. Дворецкий настоял, чтобы помочь хозяйке переодеться и сменить повязки. Девушка сначала согласилась, но после того, как дворецкий обработал ей руки, все же попросила позвать его мать, госпожу Сору. Одно дело, когда Антония по утрам в пижаме и здравом уме, и совсем другое — такая беспомощная и практически голая.
Госпожа Сора пришла на удивление быстро. Стала причитать что-то утешающее, говорить, что волосы обязательно отрастут, а кожа совсем скоро снова побелеет. И что нет ничего непоправимого, что Антония молодец, так хорошо держится и все терпит, и что работа у нее очень опасная, и что такую умницу, как она, нужно беречь. Антония видела, что женщина просто отвлекала ее разговорами, пока морщинистые руки на удивление легко и почти безболезненно втирали мази в пострадавшую кожу. Но еще девушка чувствовала, что мать Олафа говорит искренне. Почему-то захотелось расплакаться.
Все же сдержавшись, Антония поблагодарила госпожу Сору за заботу и пообещала себе заказать для старушки хорошую пряжу для вязания. Как-то раньше она упустила из виду этот момент.
На следующий день Антония нашла в себе силы принять душ, вымыть голову и более-менее привести себя в порядок, для чего снова пришлось позвать госпожу Сору. Йорка решил в меру сил помогать хозяйке и весь день приносил Антонии подносы с едой, а еще нарвал в саду цветов на букет, за что получил по шее от Виттора. Олаф привычной почти неощутимой тенью постоянно был рядом.
В обед по амулету связался Вик, коротко поинтересовался здоровьем и передал от всего отдела пожелания скорейшего выздоровления. Антония поблагодарила его и передала привет остальным коллегам. Вспомнив про букет, девушка связалась с Лендером, и уже к вечеру механический курьер доставил набор амулетов и реактивов. Антония показала Олафу, как всем этим пользоваться, и попросила впредь проверять все посылки.
Как оказалось, Антония не зря озаботилась своим внешним видом, ибо к вечеру объявился Шаттон, как он выразился, навестить коллегу. Навещал он почему-то с цветами и пакетом сладостей под мышкой, что Антонию несколько повеселило. Шаттон рассказал, что преступника поймали, вернее, подобрали под окнами горящего дома — мужчина буквально уснул на ходу. Теперь он заперт в одиночной камере до того момента, как Антония оправится достаточно, чтобы лично его допросить.
Инспектор рвал и метал, устроил выволочку всему отделу, а заодно проверяет соседние департаменты. Мол, на выезд к подозреваемым должно быть не менее двух стражей, ведь Читающие не относятся к оперативным работникам и не должны выезжать на опасные дела и тем более заниматься ловлей преступников.
Ирвин попеременно ругал своих сотрудников и хвалил. Грозил выговором и лишением премии за то, что при первом опросе упустили такого опасного преступника и тот едва не ушел, при этом сжег почти все вещдоки и заодно покалечил сотрудника департамента. Но при этом босс обещал премию, как только они закроют дело Чучела, за то, что все же поймали негодяя.
Антония качала головой, хрустела печеньем и старалась не чесать зудящую под повязками кожу. Когда Шаттон ушел, она вздохнула свободнее и первым делом стянула с головы шляпку с замысловатыми полями и вуалью и от души почесала макушку.
— Миледи, вам не стоит так делать.
— Олаф, отстань, зудит, сил нет.
— Потерпите, лекари утверждали, что это всего на несколько дней. Хотите, принесу лед, ненадолго приложим?
— Спасибо, Олаф, буду рада.
На следующий день пришел другой посетитель. Питтерсон слез с лошади и позвонил в ворота непозволительно ранним утром по меркам самой Антонии, и в обычное рабочее обеденное время по мнению всех остальных людей.
Инспектор был бодр, свеж и лучился доброжелательностью. Во всяком случае, внешне это выглядело именно так, а его душу Антония по-прежнему не ощущала. Мужчина держался строго в рамках правил и норм приличия, но девушка то и дело ловила на себе странные взгляды от Питтерсона, и с удивлением обнаружила, что и сама то и дело косится на него.
А еще Пит ее касался. Когда отдал лично в руки — не дворецкому, ей, — пакет со сладостями и сверток, судя по всему, с книгой. Когда передавал солонку за обедом, который для хозяйки был плотным завтраком. Сам пододвинул для нее стул за столом в гостиной. А перед уходом поцеловал руку, чего с Антонией не случалось со времен официальных столичных балов и выездов, которые девушка терпеть не могла.