Ольга Исаева
Антошка Петрова, Советский Союз
Наташе Петровой, с любовью и благодарностью.
Если придут фашисты
Если придут фашисты,
я спрячусь в шкаф,
под кровать,
в чулан,
и меня не найдут.
А как же мама?
Соседи скажут про нее,
что она еврейка
(они и так говорят).
Фашисты арестуют ее и…
НЕТ. Этого не будет НИКОГДА.
Я спасу свою маму.
Огородами я уведу ее в лес,
отыщу яму поглубже
(с прошлой войны
весь наш лес в воронках),
дно застелю лапником,
крышу сделаю из хвороста,
завалю ее дерном и листьями.
Получится настоящая землянка.
Мама спрячется в ней,
и никто ее не найдет
миллион тысяч лет.
Чтобы прокормиться,
я буду побираться на рынке.
Деревенские тетки
будут меня жалеть
и подкармливать
овощами и фруктами.
Но как же мама?
Нет, лучше я научусь
петь и танцевать.
Я буду выступать у входа в ресторан.
Сытые фашисты
будут гоготать, как гуси,
говорить: «Какой кароший маленький девошка»
и бросать мне под ноги мелочь.
А я на нее куплю хлеб для мамы.
Я научусь ходить бесшумно, как кошка.
Ночью зрение у меня будет, как у совы,
днем, как у орла.
Нюх, как у волка,
слух, как у собаки,
выносливость, как у верблюда.
Я отращу себе когти.
Если кто-то выследит меня,
я почую врага за километр,
кинусь, исцарапаю и искусаю так,
что он навсегда забудет, как шпионить.
Ночами мы с мамой будем пробираться
к СВОИМ.
Я поведу ее тайными тропами.
Как лазутчица, в пути
я буду все примечать
и запоминать.
А когда мы перейдем линию фронта,
я расскажу нашим
все фашистские секреты,
и меня наградят медалью
или даже орденом.
Но до наших добраться будет непросто.
Придется долго идти босиком по грязи и снегу,
спать на голой земле, в канавах, в лесу,
в чистом поле.
Мы будем голодать и холодать,
поэтому, пока не поздно,
нужно закаляться, как сталь.
Осенью и весной я буду ходить по лужам,
зимой по колено в снегу.
Чтобы не привыкать к роскоши,
мороженого есть не буду,
но буду есть снег
и всю зиму ходить без шапки и варежек.
Я буду искать деньги
и копить их на «черный день».
Я буду развивать мускулы,
бегать, прыгать, отжиматься,
а чтобы выработать выносливость,
носить в портфеле булыжники.
Я научусь драться, как мальчишка,
плавать, как рыба,
дышать, как индийский йог,
и, как индеец, смогу
стрелять из лука,
ловить руками рыбу,
просыпаться от каждого шороха,
легко переносить боль,
зализывать раны,
есть траву, листья и корни,
пить воду из лужи,
не бояться темноты.
Я буду развивать память,
ловкость,
смекалку,
отвагу,
выдержку.
Еще бы хорошо
научиться: рычать,
как дикие звери,
свистеть, как птицы,
и читать чужие мысли,
чтобы распознавать врагов.
Очень полезны также азбука Морзе
и язык глухонемых.
(Во-первых, при глухонемых
все говорят, что думают,
а во-вторых, здорово, когда можно
переговариваться при посторонних,
а они ничего не слышат и не понимают.)
Надо мало есть,
чтобы быть худой
и пролезать в форточку.
Еще надо:
запоминать народные приметы,
пословицы и поговорки,
знать все лечебные травы,
грибные и ягодные места,
уметь в сырую погоду развести костер
и на всякий случай всегда носить с собой
нож и спички.
Надо дружить с природой.
Стать опытной, бесстрашной,
безжалостной к себе
и ко всему готовой,
если придут фашисты.
В жизни всегда есть место подвигу
Пожалуйста, не смейтесь и не думайте, что я сочиняю, но в детстве я совершила подвиг, причем такой, за который другому человеку поставили бы памятник или хотя бы медаль дали, а мне не досталось ни славы, ни уважения, а как раз наоборот. Не верите – судите сами.
Мне было шесть лет. С сентября я должна была пойти в первый класс, а пока отбывала срок на детсадовской даче, куда мама отправляла меня каждое лето, потому что «она тоже человек и ей тоже жить надо». Однако в тот год она приехала за две недели до окончания срока и самым обыкновенным голосом спросила: «Хочешь, домой поедем?» Она думала, что я от радости сразу вся вспыхну, как лампочка Ильича, но вместо этого я впала в столбняк. Лишь когда она разочарованно сказала: «Ну не хочешь – как хочешь», я очнулась и закричала: «Хочу, хочу, очень даже!»
Я ликовала, а мама была грустная. Что-то случилось в ее таинственной взрослой жизни. Кто-то обидел. В шесть лет я уже понимала, что обижают не только детей, но и взрослых. А еще я понимала, что счастье мое висит на волоске, достаточно малейшей промашки, и все пропало, поэтому, пока не сядем в автобус, я решила затаиться – не скакать, не приставать с вопросами, ни на что не жаловаться и ни о чем не просить. Но до остановки еще надо было дойти, а автобуса еще надо было дождаться.