— Доброе утро, — заговорил он, — как дела?
— Отлично, спасибо. — Я вынула сумку с книгами из машины и заперла дверцу.
Робин поставил велосипед и снял с багажника книги и одежду. Он всегда принимал душ и переодевался перед занятиями.
— В такой день, как сегодня, по-другому и быть не может, — заметил он. Он локтем прижимал книги, а брюки и рубашку перекинул через плечо. Я заметила, как на него уставились две ученицы из шестого класса.
— Ты напоминаешь мне Джеймса Бонда, — сказала я.
Он бросил на меня взгляд, полный мужского интереса, и я тут же пожалела о своих словах.
— Вот как? Почему?
— Не важно. Мне просто показалось.
Я ускорила шаг. Он тоже пошел быстрее, и получилось, что мы оба, как пара фигурок в автомате для игры в пинбол, на большой скорости пронеслись по игровой площадке, стараясь не столкнуться с детьми.
— Послушай, — не выдержал он, когда мы вошли в здание, — ты не можешь просто бросаться словами, ничего не объясняя. Почему Джеймс Бонд?
— Просто вспомнила фрагмент из фильма. Думаю, это было в «Докторе Но»: он снимает гидрокостюм, под которым оказывается смокинг, и идет на вечеринку… — объяснила я.
Робин выглядел озадаченным. Я показала пальцем на его голые колени.
— Так и ты, каждое утро приезжаешь в таком виде, а потом появляешься в нормальной рабочей одежде. — Я улыбнулась. Мысль действительно была забавная.
Он улыбнулся в ответ:
— Значит, тебе нравится Джеймс Бонд?
— Не особо. Хотя, мне кажется, у Яна Флеминга хороший живой стиль…
— У кого?
Я засмеялась:
— Флеминг. Парень, который написал все это.
— У тебя приятная улыбка, когда ты ее не прячешь.
Я посмотрела на часы.
— Опоздаешь, — предупредила я и уступила ему дорогу.
Тень раздражения пронеслась по обычно открытому лицу, и Робин спросил:
— И кого же ты читаешь, если не этого Флеминга? Кто тебе нравится?
— Дэвид Герберт Лоуренс, — прокричала я на сей раз с безопасного расстояния. Первое имя, пришедшее мне на ум.
Позже в то утро Робин подошел ко мне в учительской.
— Я плохо знаю Лоуренса, — сообщал он. — Ты не принесешь что-нибудь почитать?
— Свои книги я не даю, но в библиотеке должны быть все его произведения. — Я продолжила проверять тетради, и ему пришлось ретироваться.
На следующий день, в пятницу, он начал снова:
— Был в библиотеке. Ты оказалась права, там огромное количество книг Лоуренса. Я выбрал одну. Не взглянешь на нее вместе со мной?
— Извини, — сказала я. — Сейчас нет времени.
— Да, конечно. Хорошего тебе уик-энда. Едешь куда-нибудь?
Я покачала головой, практически зарывшись в страницы с упражнениями, которые готовила для занятий. Я не хотела никаких вторжений в мою абсолютно уединенную жизнь: я была счастлива и самодостаточна. Впереди меня ждал уик-энд.
Глава 3
Когда май решает порадовать нас солнцем, он необычайно щедр: жара стоит раза в два сильнее, чем в июле или в августе. В рабочие дни я обычно возвращалась домой, обедала и ложилась на пару часиков, свернувшись под одеялом, чтобы насладиться спокойным и совсем не обязательным сном. Соответственно, по вечерам у меня появлялось время, чтобы почитать, посмотреть телевизор или просто побездельничать. Оглядываясь назад, я поражаюсь, с какой легкостью находила себе занятия. Я не чувствовала себя одинокой и не сидела одна в темноте, скручивая до дыр носовой платок или проклиная, как ведьма, все человечество. Дом стал для меня чем-то вроде драгоценной второй кожи: я никого не приглашала, да никто и не был мне нужен. За те пять месяцев, что я была одна, я великолепно адаптировалась. От друзей избавилась и не таила на них злобу — хотя не могу сказать того же о них. Уходя из дома, я не сомневалась, что, вернувшись, не обнаружу никаких изменений. Порядок, возникший из хаоса. Крошки на кухонном столе будут лежать точно так же, как утром; положение стула не изменится, если только я не сдвину его; в аккуратной гостиной по-прежнему будет порядок, потому что нет никого, кто мог бы нарушить его. Вы можете считать это описанием моего одиночества, я же думаю, что это обычные ощущения человека, который живет один. Я стала похожей на эксцентричную старую леди, приверженную своим привычкам, и не хотела, чтобы что-нибудь нарушило мирное течение моей жизни.