На Бушменова напал страх. Может быть, это – двойник? Осторожно пересел так, чтобы видеть профиль соседа. Красивый молодой человек с пробором, смуглый, печальный и мужественный, в роде героев из банальных французских романов. Ему подходило бы уезжать на яхте после неудачной любви. Вероятно, нравится женщинам, но как смеялась над такими типами покойная Варенька, называя их «брюнеты с профилем».
Ах, Варенька, Варенька! Печаль застлала туманом и соседа, и сцену, и тертые каштаны. Таких женщин больше не встретишь! И подумать, что всего три года тому назад они сидели в этой ложе и слушали эту же пьесу… Вернее – она слушала его признанья, а он ждал ответа, не видя, как и теперь, ни сцены, ни открытой коробки с тертыми каштанами от Беррэн…
– Это – ваши конфеты? – спросил он раздраженно.
– Да. Пожалуйста, прошу вас.
Незнакомец повернулся к нему лицом. Как мог он принять этого молодого человека за виденье, а тем более за двойника!
Хотя первый акт был чисто комедийный, почти фарсовый, на глазах брюнета были слезы, когда он вышел в аванложу. Он прямо подошел к Бушменову.
– Прежде всего, простите меня, пожалуйста, что я забрался в вашу ложу, но, право, я не мог поступить иначе.
– Пожалуйста. Вы приехали поздно, ошиблись дверью, и не захотели пересаживаться во время действия.
– Нет, нет. Я специально пошел в пятый номер.
– Но вы знали, что она занята?
– К стыду моему знал. Но если бы вы в свою очередь знали, в чём дело, вы бы меня простили.
Бушменов молчал, глядя на смуглые красивые черты молодого человека. Но тот, как будто, и не ждал ответа, весь, казалось, занятый своими чувствами, или воспоминаниями. Взяв Бушменова за руку, он продолжал в волнении:
– Я должен был непременно быть в этой ложе, во что бы то ни стало. Это – дело сердца, сердечных воспоминаний. Вы скажете сентиментальность! Может быть…
– У вас связаны воспоминания с этой именно ложей?
– Да.
– Может быть и гвоздика, и каштаны играют какую-нибудь роль в ваших воспоминаниях, или это случайность? – спросил и со страхом ждал, что тот ответит. Тот не заставил долго ждать.
– Всё, всё имеет связь: и ложа, и цветок, и конфеты – всё это её вкус.
Бушменову казалось, что он видит сон. Бессознательно он рассуждал, в роде прекрасной Елены из оперетки: «раз это только сон»…
– А как звали эту женщину?
Во сне ему отвечали:
– Варварой.
– Варварой Леонтьевной Бушменовой?
– Да, да, – элегически подтвердил брюнет.
Сонная лень на секунду словно рассеялась.
– Но послушайте. Я вам запрещаю… вы не смеете так говорить о моей жене!..
– Вашей жене?
– Ну да! Я – Константин Иванович Бушменов.
– Владимир Николаевич Кривцов. Я так много о вас слышал от покойной.
– А я о вас ничего не слыхал.
– Это вполне естественно! – молвил молодой человек и улыбнулся.
Бушменов вспыхнул.
– Естественно это, или неестественно, об этом мы будем иметь официальный разговор завтра!
– К вашим услугам. Вы мне позволите остаться в этой ложе? Тем более, что действие началось…
Всё происшедшее было так неожиданно для Бушменова, что он долго не мог себе представить, настроить себя на мысль, что у сидящего перед ним молодого человека, у этого «брюнета с профилем», могут быть какие бы то ни было сердечные воспоминания, связанные с Варварой Леонтьевной. Ему казалось правдоподобнее, что незнакомый человек может его мистифицировать, каким-то чудом узнав имя и вкусы его жены, нежели то, что она, хотя бы невинно (в этом он был уверен), его обманывала. Когда он говорил об «официальном разговоре», он и имел в виду первое предположение, желая именно наказать за неуместную и бестактную шутку, – потому что, если бы верным оказалось второе несчастье, ужас, крушение, – то кого тут наказывать, особенно после смерти жены!..
– Вы знали Варвару Леонтьевну еще девушкой?
– Нет, я познакомился с нею года полтора тому назад.
– За год до её смерти, значит?
– Да приблизительно.
Подумав, Бушменов произнес спокойно:
– Мы жили тогда на Моховой.
– Да. Но я не был у вас на квартире. Это случилось, когда вы получили командировку в Киев.
– Да, да… Была такая командировка. Значит, вы познакомились еще летом?
– В Павловске.
– У нас была милая дача.
– Сад выходил углом на три улицы.
– Варвара Леонтьевна помещалась во втором этаже, там было две комнаты: одна с балконом выходила в сад, из другой была видна аллея дороги. Жена носила лиловое газовое платье…