– Здравствуйте, Леонид Евгеньевич, как вы незаметно подошли! – сказала Маргарита Дмитриевна, подымаясь и протягивая руку гостю.
– Константин Дмитриевич пал смертью храбрых! – глухо произнесла Лидия, не двигаясь с места.
Лицо вновь прибывшего сделалось страшно серьезным; казалось даже, что он побледнел. Он молча, твердо подошел к креслу, где сидела Лидия, необыкновенно ловко и красиво поцеловал ей руку два раза, щелкнул печально шпорами в сторону Марго и, не сказав ни слова, вышел легкой и мужественной походкой.
Фамилия Леонида Евгеньевича была Ботов, и он был чисто русским по происхождению, но многим казался поляком, был в нем какой-то шикарный извив, изящное рыцарство и убедительное красноречие, которое увлекало слушателей. Уже давно, почти с начала войны, он служил при довольно высокопоставленном лазарете, расположенном в западном, но достаточно гарантированном от военных опасностей городе, проявлял большую энергию и примерную деятельность и носил с большою элегантностью свое полувоенное платье.
Хотя Леонид Евгеньевич занял эту должность добровольно, однако люди, неблагоприятно расположенные к нему, объясняли этот поступок Ботова скорее его предусмотрительностью, нежели другим каким побуждением. Но как бы то ни было, покуда другие ждали своей участи и своей очереди, он давно уже служил, хотя и в безопасном месте, проявлял большую энергию и любил рассуждать с необыкновенным красноречием, особенно о войне и военном геройстве. В семействе Добровольских его не очень любили, но так как он был товарищем по школе покойного брата Константина Дмитриевича, то по старой привычке часто посещал знакомый дом, и этими посещениями не тяготились, тем более, что о Ботове ничего не только предосудительного, но просто дурного сказать было нельзя.
Наибольшей же симпатией он пользовался со стороны барышни Рушинской, которая вообще была чувствительна к красивому выражению красивых и возвышенных мыслей.
Прошло несколько дней с тех пор, как Лидия Васильевна объявила горестную весть, опровержения которой ниоткуда не следовало. Ну, что же? Верно, так и есть, Костя убит. Что ж тут поделаешь? Убивают сотни людей таких же, как он, – конечно, таких же! – для домашних он был бесценен, дорог и невозвратим, но ведь и каждый павший кому-нибудь драгоценнее жизни и для всех невозвратим! Все были огорчены до крайности, но Мария Александровна сделалась как-то тише, ласковее и чаще молилась. Маргарита Дмитриевна, казалось, не верила в гибель брата, вздрагивала при каждом звонке, ждала с нетерпением каждой почты и готова была останавливать и расспрашивать всех военных, которые ей казались приехавшими с фронта. Лидия Васильевна, та предпочитала хранить трагическую окаменелость, словно совершенно не замечая окружающего и оживляясь при блестящих и увлекательных рассуждениях Ботова.
Мария Александровна беспокоилась состоянием девушки, на которую и сама смотрела, как на невесту своего сына, и старалась, несмотря на собственную печаль, как-нибудь ее развлечь или, по крайней мере, вывести из подозрительной бесчувственности.
– Боюсь я, Маргариточка, – говорила она дочери, – не случилось бы чего с Лиденькой. Ведь это же неестественно, такая бесчувственность! Ну хоть бы плакала, кричала, неистовствовала – я бы это скорей поняла. Особенно Лиденька, – она ведь такая характерная, страстная.
Маргарита Дмитриевна, знавшая, разумеется, лучше свою подругу, не разделяла опасений Марии Александровны и относилась к состоянию вдовствующей невесты очень равнодушно, может быть, даже неодобрительно и слегка враждебно.
Конечно, и старая Добровольская старалась развлекать Лидию Васильевну не слишком заметно, без всякой демонстративности, выбирая развлечения домашние и мирные, которые не могли бы оскорбить ничьей печали. Чаще всего она созывала родственную молодежь, думая, что веселые разговоры и бесхитростный смех молодых людей и девушек, почти только что вышедших из отроческого возраста, развеют хотя несколько печальное безмолвие Лидии Васильевны. Она и их предупреждала в простоте о своих планах, говоря:
– Займитесь, голубчики, Лиденькой, не давайте ей задумываться! Но осторожно, не напоминайте ей о бедном Косте.
Из этих развлечений ничего не вышло. Лидия Васильевна нисколько не изменилась, так что Мария Александровна махнула рукой, предоставив ее успокоение течению времени, но родственная молодежь по привычке продолжала ходить в гостеприимный дом, шумя, болтая, играя в разные игры и не обращая особенного внимания на запечалившихся хозяев. Больше всего с ними проводила время Маргарита Дмитриевна теперь уже для того, чтобы гости не слишком мешали Лидии Васильевне и не раздражали ее.