– Видите ли, насколько я понял, этот Перстнев едва сознает все мучительства и издевательства, которые там над ним, вероятно, проделывали. Он будто без самолюбия. И, согласитесь сами, что несчастья – вещь относительная, и интенсивность их зависит от впечатлительности субъекта, с которым они происходят. Так что меня не так поражает равнодушие вашего нового друга.
– Когда режут ногу, всем одинаково больно. А самолюбие и достоинство – Бог с ними! Вот у вас масса и благородства и самолюбия, а что вы делаете? Ничего.
– Я служу.
– Ну да. Такую службу и я могла бы исполнять. Я не гоню вас на фронт, но нечего тогда разговоры разговаривать и, сидя на месте, удивлять своим благородством и достоинством разных дур вроде меня да Лиды.
Браво! У вас есть красноречие, хотя и грубоватое.
Леонид Евгеньевич был, по-видимому, неприятно задет словами Маргариты Дмитриевны и хотел это скрыть развязностью, которая вышла так неловко, что обратила внимание даже Лиды, которая шла все время молча. Она заметила, будто, чтобы прекратить спор:
– Перстнев нас интересовал и приятен Марго, как вестник о судьбе Константина Дмитриевича, сам по себе он ничего не представляет, да, по-моему, у нас даже не было времени составить о нем какое-нибудь понятие.
Прощаясь, она тихо-тихо сказала Ботову:
– Приезжайте завтра к нам или теперь проводите нас до дому. Мне нужно поговорить с вами.
Леонид Евгеньевич молча звякнул шпорами и направился к кассе.
– Разве Ботов тоже едет с нами? – удивленно спросила Маргарита Дмитриевна.
– Не знаю. Вероятно. Может быть, он едет куда-нибудь в другое место, только по этой же дороге. Я не знаю…
Лидия говорила раздраженно и обиженно. И это удивило Маргариту Дмитриевну.
– Чего ты волнуешься? Я не допытываюсь и вовсе не предполагала, что ты непременно должно знать намерения Леонида Евгеньевича. Я просто спросила.
Она уже не говорила ни слова, когда Ботов проводил их уже и на дачу и зашел, сняв в передней шинель, – значит, не мимоходом. Маргарита Дмитриевна прямо прошла к себе наверх и даже замкнула дверь на ключ.
Ботов посмотрел вслед девушке, а Лидия Васильевна между тем, не снимая маленькой черной шляпы, легко села в кресло как посетительница. Она, по-видимому, что-то хотела сказать, но не знала, как начать, и взглядом просила Леонида Евгеньевича помочь ей. Тот, между тем, тоже о чем-то задумался, смотря на носки своих сапог. Может быть, он тоже хотел сказать и не мог, не смел начать. Начала говорить все-таки Лидия.
– Может быть, я вам покажусь не то, что ветреной, а слишком переменчивой, подверженной слишком разнообразным влияниям, но, уверяю вас, все эти влияния сводятся к одному источнику – желанию благородного подвига и любви.
Видя начало не особенно определенным и не зная, что будет дальше, Ботов молча поклонился, как бы выражая свое согласие со словами Лидии Васильевны и свое уважение к ее чувствам, в которых он никогда не сомневался. Лидия помолчала, словно ожидая реплики, потом продолжала:
– Вы знаете, как я любила Константина Дмитриевича, его порыв, его самоотверженную отвагу. Простите, что при вас я говорю о другом. Ведь вы тоже меня любите!.
Ботов еще раз поклонился.
– Вы тоже меня любите, я знаю, я чувствую, и я помню тот дождливый вечер, когда вы это сказали. Я говорю о Константине Дмитриевиче только для того, чтобы говорить о вас, Леонид…
Она подождала.
– Я не знаю, поймете ли вы меня. Я не сразу вас полюбила, но ведь это не всегда бывает с первой встречи: и вы меня не сразу полюбили. Мое чувство к другому мешало моей любви к вам… Теперь … не знаю, как вам объяснить… теперь ему, кажется, ничто не мешает… Вы понимаете меня?
– Да, да…
– Вы не считаете меня ветреной изменницей?
– Нет, Лидия Васильевна, нет. Я далек от такой мысли. Я вас слушаю.
Но слушать было нечего, потому что девушка умолкла и, откинув голову на спинку кресла, только смотрела на Ботова полузакрытыми глазами. Леонид Евгеньевич, быстро поглядев на нее, в два шага был около кресел, опустился на колени и приник к протянутым рукам Лидии. Не отнимая рук и улыбаясь, она шептала:
– Говорите, милый, говорите!
– О чем? – искренно спросил молодой человек.
– Говорите, как вы меня понимаете…
Ботов секунды две думал, потом слегка улыбнулся и начал:
– Вы – страстная и героическая девушка. Вам нужны подвиги, вы ищете их и для себя и для тех, кого вы удостаиваете любить.