По ее мнению, руководители компаний должны это услышать. То же самое касается и технологов. Однако есть и другая группа, которой необходимо прислушаться к этому посланию: политики. Игнорирование альтернативных точек зрения было (и остается) губительным для бизнеса в глобальную эпоху. Так же, как и для правительств, занимающихся борьбой с рисками заражения - пандемиями.
Глава 3. Заражение
"Человеческое разнообразие делает толерантность не просто добродетелью, а требованием выживания".
-Рене Дюбо
Пол Ричардс, белобородый профессор антропологии, сидел в богато украшенном конференц-зале XVIII века в здании Адмиралтейства в Уайтхолле, штаб-квартире британского правительства. Стены были увешаны масляными картинами с изображением британских высокопоставленных лиц. Напротив него за полированным столом красного дерева сидел Крис Уитти, лысеющий врач-бюрократ, главный научный советник британского правительства по вопросам зарубежной помощи и авторитетный эксперт по таким проблемам, как инфекционные заболевания. Это было в конце лета 2014 года.
У Уитти были основания для беспокойства. Несколькими месяцами ранее в бывшей колонии Великобритании Сьерра-Леоне и соседних Либерии и Гвинее началось распространение высокоинфекционной болезни Эбола. Такие организации, как Всемирная организация здравоохранения и "Врачи без границ", поспешили остановить распространение инфекции. Так же поступили правительства Великобритании, Франции и США: Американская администрация Барака Обамы даже направила в Либерию четырехтысячный воинский контингент. Лучшие в мире медицинские эксперты из таких университетов, как Гарвард, искали вакцину, а компьютерные ученые использовали инструменты Big Data для ее отслеживания.
Но ничего не помогало. Эбола продолжала распространяться по обширным лесам Западной Африки. Правительства Европы и США были готовы к тому, что она вот-вот достигнет их берегов. Центры по контролю за заболеваниями в Вашингтоне предупреждали, что мир "проигрывает борьбу" с этой болезнью и более 1 млн. человек умрут, если не удастся переломить ситуацию. Поэтому Уитти вызвал Ричардса и других антропологов с вопросом: Почему компьютерная и медицинская наука потерпела неудачу в Западной Африке? Неужели западные научные эксперты что-то упустили?
Ричардс не знал, смеяться ему или плакать. За несколько десятилетий до этого британский министр по имени Норман Теббит, работая в таком же белом здании с лепниной, заявил, что финансирование антропологов - это пустая трата государственных денег, поскольку они занимаются лишь не имеющими отношения к делу исследованиями, такими как "»изучение брачных привычек туземцев долины Верхней Вольты». Ричардс олицетворял собой цель Теббита. Он был уроженцем британских Пеннинских гор, начинал свою карьеру как географ, но затем четыре десятилетия занимался терпеливым наблюдением за участниками среди народа менде в лесных районах Сьерра-Леоне, жил среди них, говорил на их языке и женился на местной жительнице, Эстер Мокува. Она была опытным исследователем и тоже сидела за столом из красного дерева напротив Уитти. Ричардс был экспертом по сельскохозяйственным практикам, но также был увлечен ритуалами менде, поскольку придерживался "дюркгеймианской" философии, названной так в честь французского интеллектуала Эмиля Дюркгейма, который утверждал, что космология формирует поведение (и наоборот). Ричардс страстно верил, что ритуалы имеют значение, будь то брачные церемонии, обряды смерти или что-либо еще.
Теббит презирал это. Но в 2014 году история приняла необычный оборот. По мере распространения лихорадки Эбола появлялись сообщения о поведении и верованиях, которые казались западным людям ужасающе странными: пациенты убегали из больниц, прятались от гуманитарных работников, нападали (и убивали) медицинских работников, устраивали похороны, на которых они прикасались к инфицированным - и очень заразным - трупам жертв Эболы. "Я слышал, как люди целовали трупы", - сказал один из участников встречи. Западные журналисты сообщали об этом с недоумением и ужасом, вызывая в памяти экзотико-расистские образы из романа Джозефа Конрада "Сердце тьмы".
"Они не целуют тела просто так!" возразила Мокува. Она прибыла в здание Уайтхолла, охваченная горем по своим умирающим соотечественникам. Но она также была в ярости. Она сказала Уитти, что главная причина, по которой антипандемическая политика шла так плохо, заключается в том, что западные медицинские "эксперты" смотрели на события только через свои собственные предположения, а не глазами местных жителей. Без некоторого сочувствия - или попытки придать незнакомому вид знакомого - медицина и наука о данных были бы бесполезны.
Встреча подошла к концу. Когда они выходили из зала, Ричардс заметил историческую табличку на боковой стенке богато украшенного помещения и расхохотался. В этом зале когда-то хранился труп лорда-адмирала Нельсона, прославленного героя британского флота, погибшего в Трафальгарской битве в 1805 году. После смерти его тело было замариновано в бочке с бренди и доставлено в Британию на корабле под названием HMS Pickle (да, действительно). Затем оно было выставлено в Гринвиче и Адмиралтействе, Уайтхолл. Около пятнадцати тысяч скорбящих пришли выразить почтение, прикасаясь и целуя его пропитанный бренди труп.
"Если бы у Нельсона была лихорадка Эбола, то все в Лондоне заразились бы ею!" отметил Ричардс. Уитти рассмеялся. Однако Ричардс пытался подчеркнуть серьезную мысль: ни одна культура не имеет права отвергать другие культуры как "странные", не понимая, что их собственное поведение тоже может выглядеть странно. Особенно в условиях пандемии.
Слово "Эбола" происходит от названия реки, протекающей в глубине африканского Конго. В 1976 году в районе этой реки Эбола врачи сообщили о странной и ужасающей новой "геморрагической лихорадке". Она начиналась с лихорадки, боли в горле, мышечных болей, головных болей, рвоты, диареи и сыпи, но часто приводила к печеночной и почечной недостаточности и внутреннему кровотечению. По данным Медицинского центра Джона Хопкинса, "от 25 до 90 процентов инфицированных" умирали, а «средний уровень смертности ... около 50 процентов». Это было сопоставимо с европейской чумой "Черная смерть" XIII века.
В последующие три десятилетия болезнь спорадически вспыхивала в различных африканских регионах, но затем затихала, поскольку ее жертвы очень быстро умирали. Все изменилось в декабре 2013 г., когда в одной из гвинейских деревень, расположенной недалеко от города Геккеду, заразился двухлетний ребенок, оказавшийся рядом с извилистыми искусственными границами, с помощью которых колониальные властители XIX века разделили обширные западноафриканские леса на страны под названием "Гвинея", "Сьерра-Леоне" и "Либерия". Местное население было тесно переплетено друг с другом, постоянно перемещалось через границы, и болезнь быстро распространялась.
Темноволосая американка по имени Сьюзан Эриксон была одной из первых на Западе, кто узнал о лихорадке Эбола. В начале своей жизни она провела несколько лет в Сьерра-Леоне в качестве идеалистически настроенного добровольца американского Корпуса мира. Затем в 1990-х гг. она вернулась в колледж, чтобы получить докторскую степень по антропологии, но с изюминкой: она соединила культурный анализ с медицинскими исследованиями. Это направление, получившее название "медицинская антропология", отстаивает основную идею: человеческое тело не может быть объяснено только "твердой" наукой, поскольку болезнь и здоровье должны быть вписаны в культурный и социальный контекст. Врачи обычно рассматривают человеческое тело с точки зрения биологии. Однако в большинстве культур тело также рассматривается "как образ общества", отражающий наши представления о таких проблемах, как загрязнение и чистота, как отмечает антрополог Мэри Дуглас. Это влияет на отношение к здоровью, болезни и медицинскому риску. Или, как отмечает Дуглас в книге, написанной ею в соавторстве и посвященной ядерным, экологическим и медицинским рискам, поскольку "восприятие риска - это социальный процесс", каждая культура «предвзято относится к выделению одних рисков и преуменьшению других». Во время пандемии, например, люди обычно держатся за "свою" группу, как бы они ее ни определяли. Это означает, что люди, как правило, переоценивают риски, приходящие извне, и недооценивают те, которые возникают внутри группы. На протяжении всей истории пандемии ассоциировались с ксенофобией, даже если люди спокойно относились к рискам заражения внутри страны.