Попивая кофе, я подошел к окну. Солнце уже село, и над горизонтом белела узенькая полоска блеклой угасающей зари. Соврал я вчера Ютте — никакой красоты на Мараукане не наблюдалось. А дух у меня захватывало от жути высотобоязни и ее преодоления. Преодоление своих недостатков всегда порождает возвышенные чувства.
Вполне возможно, что и сегодня вечером Ютта сидела на краю платформы, зачарованно созерцая круговращение светотеней на плато, создающее иллюзию жизни. Но когда тьма опустилась на планету, Ютта ушла.
Внезапно я поймал себя на мысли, что с гораздо большим удовольствием, чем вчера, сидел бы сейчас с ней на краю платформы, свесив ноги. Темнота притупляет врожденные фобии и делает людей ближе.
Я представил, как мы сидим на краю и, запрокинув головы, смотрим на звезды… И хмыкнул. Размечтался. Старость подкрадывается, что ли, если появляется тоска по юношеской романтике? Недаром говорят: что старый, что малый…
В окнах коттеджа Ютты свет не горел — то ли ушла к кому-то в гости, то ли опустила жалюзи, то ли легла спать.
Допив кофе, я отправил чашку в утилизатор и вышел из коттеджа. Куги, прикорнувший на крыльце, обрадованно вскочил и запрыгал вокруг меня. Я сел на ступеньки, запрокинул голову и посмотрел на небо. Звезды просматривались только в зените: сзади небосвод закрывал коттедж, а спереди — черная трапеция Усеченной Пирамиды. Куги не стал класть голову мне на колени, а сел рядом. Скосив на него глаза, я увидел, что он, тоже подняв голову, смотрит на небо. Тогда я не выдержал и расхохотался. Вот тебе и вся романтика… Хороша пара!
— Ладно уж, — сказал кугуару и потрепал его за загривок, — если не идешь ночевать к хозяину, будешь спать у меня. Попробую, что ты за подушка.
В некоторых коттеджах горел свет, в некоторых — нет, и зеленое поле между домами представлялось в ночи слабоосвещенной улицей земного поселка, расположенного у самого подножия Фудзиямы. В полумраке перспектива скрадывалась, и казалось, что «улица» заканчивается у самой горы, хотя между платформой и Пирамидой было не менее километра. А над всем над этим, усиленный ночной акустикой, катился волнами неумолчный рокот марауканского прибоя.
В крайних коттеджах на противоположном конце платформы свет не горел, однако света из окон других домиков хватило, чтобы различить, как там, выскочив из-за коттеджей, стремительно метнулась тень, пробежала за околицу воображаемого поселка и сгинула у подножия горы, спрыгнув с платформы.
Умиротворенную созерцательность как ветром сдуло. Так шустро бегать человек не мог, а в то, что мне померещилось, я не верил. Кути тоже. Вытянув шею, он замер в напряженной позе, вглядываясь туда, где мелькнула тень. Как хищник, почуявший добычу.
Я поднялся с крыльца и открыл дверь.
— Куги, идем в дом!
Имитант и ухом не повел, продолжая неподвижно всматриваться во тьму. Я подхватил его, зашвырнул в прихожую, вошел следом и закрыл дверь. Куги попытался выскользнуть наружу, но не успел. Тогда он сел на пороге и стал требовательно смотреть то на меня, то на дверь.
— Вот уж нет! — заявил я. — Сиди здесь, если хочешь, но охотиться тебе не позволю. Это не твоя игра.
Пройдя в спальню, я открыл чемодан, достал аптечку и вынул из нее ампулу с фиолетово-кристаллическим порошком, очень похожим на фармакологическую дозу перманганата калия. Подняв рукав комбинезона, скотчем прикрепил ампулу к запястью и снова опустил рукав. Затем попытался представить, как бы поступил на моем месте обыкновенный обыватель, увидев, что из проулка между коттеджами коммодора и экзоархеолога Леоноры Мшинской выбегает громадный паук, бежит к краю платформы и сигает вниз? Так и я поступлю — открыто, а потому — нагло.
Куги продолжал нести сторожевую службу у двери, но с собой я его брать не стал — авось не на охоту направляюсь.
— Оставайся здесь, — приказал, зная, что он меня понимает, — я скоро вернусь.
Отодвинул имитанта ногой, вышел на крыльцо и плотно закрыл за собой дверь. Что удивительно, кугуар и не подумал биться о дверь и жалобно скулить. Похоже, Борацци наделил имитанта гораздо большим интеллектом, чем можно было подумать с первого раза.
Шагая к противоположному краю платформы, я вдруг подумал, что для полной идиллии земного поселка чего-то не хватает. Ночь, звезды, по сторонам коттеджи со светящимися окнами, трава под ногами, шум прибоя вроде бы создавали иллюзию ночи в приморском поселке на Земле, но все-таки какого-то штриха недоставало. Отнюдь не Луны — при чем тут Луна, когда на Земле безлунных ночей хоть отбавляй? И только подойдя к коттеджу коммодора, я понял, в чем дело. Для полной иллюзии не хватало запахов моря и звона цикад. Не иллюзия, а выхолощенное подобие, которое уже на второй день начинало надоедать. Впрочем, появилось тут одно хелицеровое, но контактировать с ним не хотелось. Особенно тактильно.
Я взошел на крыльцо и позвонил в дверь. Никто не ответил. Тогда я нажал на кнопку и не отпускал до тех пор, пока из динамика не раздался недовольный голос коммодора:
— Кто?
— Планетолог Астаханов. Откройте, коммодор, неотложное дело.
— А до утра неотложное дело отложить нельзя? — сухо скаламбурил Гримур. — Я уже лег спать.
— Боюсь, нельзя.
— Погодите, оденусь…
Возился Гримур никак не меньше десяти минут. Когда он открыл дверь, то предстал передо мной в домашнем халате и босиком, если так можно выразиться о его голых генетически уродливых конечностях. За это время можно было надеть дюжину халатов.
— В чем дело, Вольдемар?
— Я только что видел, как Араней выскочил из коттеджа и спрыгнул с платформы вниз, — оттесняя Гримура, сказал я и переступил порог. — Он сбежал? Или вы его гулять выпускаете?
— Гулять?! — Брови Гримура удивленно взлетели, но выражение лица осталось беспристрастным. — Что вы, Вольдемар, Араней опасный хищник, а не домашняя собачка, требующая выгула, — снисходительно произнес он и мягко придержал меня за локоть, но я почувствовал — в случае чего, из его захвата не вырваться. — И сбежать Араней не мог — клетка у него гарантированной прочности, к тому же цельная, без дверцы.
— Вы уверены, что он там? — спросил я, указывая глазами в задернутый звукопоглощающей занавесью угол.
— Да. Спит. Ему тоже нужен сон.
С намеренно нескрываемым недоверием я посмотрел в глаза коммодора. Он спокойно встретил мой взгляд, и, как показалось, в зрачках мигнули смешинки. Как будто Гримур понимал основную цель моего визита и откровенно насмехался.
— Хотите посмотреть?
— Не мешало бы убедиться.
— Тогда погодите минуту, приглушу освещение, — понизив голос, сказал коммодор. — Араней в большей степени, чем я, не переносит яркий свет. Понизить освещенность! — приказал он секретарю коттеджа.
И без того скудное освещение холла померкло до полумрака.
— Только тихо… Не разбудите… — полушепотом предупредил Гримур, подвел меня к занавеси и приоткрыл ее.
В темноте я с трудом различил прутья клетки, за которыми угадывалась темная масса паука с семью тускло-голубыми плашками глаз.
— Убедились? — прошептал Гримур, опуская занавесь и отводя меня к двери. — Восстановить освещение!
— Убедился… — Я изобразил на лице растерянное недоумение. — А что же я тогда видел?
— Эх, Вольдемар, Вольдемар… — покачал головой коммодор. — Обычно люди два раза на одни и те же грабли не наступают.
— Вы хотите сказать… Фантом?!
— Другого объяснения не нахожу.
— Да уж, опростоволосился… Извините, что разбудил из-за пустяка.
— Чего там, бывает…
Гримур взялся свободной рукой за косяк двери, намекая, что пора бы и честь знать, но я, будто не замечая, продолжал оправдываться:
— Понимаете, закончил сканирование грунтов, вышел на свежий воздух… А тут…
Уловка сработала.
— Не хотите ли выпить? — предложил Гримур, меняя тему разговора. Определенно, продолжать беседу об Аранее он не желал. Мало того, хотел отвлечь мое внимание.
— Выпить?.. В общем-то, не против… Но вы же спать ложились?