Заведующая отделом Государственного музея-заповедника С. А. Есенина в Константинове В. А. Вавилова привела бытовавший в родном селе поэта и в конце XX века обычай: на следующее после венчания утро по селу идут наряженные родные новобрачной «искать заблудившуюся ярочку». Они стучатся в окна дома молодого, требуют вернуть ярку, им выводят сначала одну девушку, потом другую и наконец настоящую молодую; посреди избы бьют горшок с монетами, чтобы новобрачная подметала пол. Исследовательница сообщила, что «Елена Васильевна Воробьева <ей шел 89 год> рассказывала, как в 1925 году Есенин приезжал на свадьбу к брату. А на следующий день она видела его среди наряженных. На нем было синее платье с оборкой, а на голове полушалок. И такой он был красивый в этом одеянии… Елена Васильевна вспоминает: “Зашел он к нам в дом, поздоровался со всеми и спросил: „Ну, как, хорошая я барышня?“ Свекровь ответила ему: „Да, барышня из тебя хорошая вышла“”». [40]
Эти сведения дополняются воспоминаниями А. А. Соколовой, жены директора школы в Константинове, к которой заходил ряженый в женскую одежду Есенин летом 1925 г., когда он приезжал на свадьбу своего двоюродного брата Александра Ерошина. [41] И. И. Старцев также описывал ряженье Есенина на этой свадьбе: «Летом 1925 года мы побывали с Сахаровым на родине Есенина, на свадьбе его двоюродного брата. <…> В памяти осталось: крестьянская изба, Есенин, без пиджака, в растерзанной шелковой рубахе, вдребезги пьяный, сидит на полу и поет хриплым голосом заунывные деревенские песни. Голова повязана красным деревенским платком». [42]
В. Лихоносов писал о Есенине (с Г. А. Бениславской; с ошибочной датой): «Раз на свадьбу приезжал, по-моему, за год до смерти. Двоюродного брата. С женой ли, с кем. Черная, наподобие цыганочки, с косой, развитая женщина. <…> Помню, на свадьбе горшки бил, в шубу рядился. А потом я с охоты шел, он с ней в лугах мне попался. Коня отобрал у мужика, ее наперед посадил, сам к ней спиной и бьет кобылу по заду. Смеху было! Чудак. Они все такие, видать… И Пушкин тоже…» [43] Симптоматично сопоставление Есенина с Пушкиным, который не был замечен ряженым: это ритуальное действо на дворянской свадьбе не практиковалось. Но склонность к безотчетному веселью, безудержному балагурству звучит в пушкинских стихах.
Г. А. Бениславская так вспоминала участие Есенина-ряженого на той свадьбе в первых числах июня 1925 г.: [44] «Вскоре <я> приехала в деревню на свадьбу его двоюродного брата. <…> Как-то раз утром разбудил меня на рассвете, сам надел Катино платье, чулки и куда-то исчез. <…> Вскочил плясать, да через минуту опять давай плакать. Потом пошли с гармошкой по деревне. С. А. впереди всех, пляшет (вдруг окреп), а за ним девки, а позади парни с гармонистом. Красив он в этот момент был, как сказочный Пан. Вся его удаль вдруг проснулась. Несмотря на грязь и холод (а он был в Катиных чулках, сандалии спадали с ног, и мать на ходу то один, то другой сандалий подвязывала), ему никак нельзя было устоять на одном месте, хоть на одной ноге, да пляшет. <…> “Пойдем, пойдем в кашинский сад, я тебе все покажу”, – и в том же костюме, ряженый, понесся в сад». [45] Более точная дата этой свадьбы приведена в тех же воспоминаниях Г. А. Бениславской чуть ниже: «В деревне, на Троицу 1925 г., куда мы ездили на свадьбу двоюродного брата Е…» [46] И о том же свадебном событии с конкретным числом его проведения писал В. Ф. Наседкин: «На Троицын день (кажется, 7 июня) Есенин поехал к себе на родину в село Константиново. Поехал он на свадьбу, приглашенный еще в Москве женихом – его двоюродным братом. Вместе с Есениным и за ним следом из Москвы приехало 8 человек гостей…» [47]
В Константинове бытовал свадебный ритуал подмены молодых (при приходе родителей новобрачной на пир), также связанный с обрядовым ряжением: «Кто-нибудь нарядится под молодых: “Пожалуйста, пожалуйте в дом, гости дорогие”. – “Нет, не пойдем, давайте нам настоящих молодых…” Тогда выходят молодые и приглашают сватов». [48]
Возможно, именно свадебным ряженьем объясняются странные, на первый взгляд, сведения жительницы д. Волхона, соседствующей с Константиновым, сообщенные нам по воспоминаниям ее покойного отца, неоднократно делившегося ими с экскурсоводами и всеми интересующимися судьбой Есенина. По словам отца А. М. Серёгина, знавшего Есенина, получается: «Он брюки носил только под сарафаном чёрным – Серёжка, да. Он говорить, оденеть юбку женскую, кофту и белый платок повяжеть. И на лошади разъезжалси по лугам. Да, специально рядился. Это не знаю, папаню я не спросила вот из-за этого. Как-то он рассказывал: такой чудной был!» [49]