Стоит подчеркнуть, что в различных культурах и обществах любовь и строгость выражаются в различных культурных символах и формах поведения. В Японии, например, не принято открыто проявлять нежные чувства к ребёнку, баловать его, равно как и наказывать, но и без шлепков и порки это весьма строгое и суровое воспитание. Вседозволенность воспринималась бы в контексте традиционной японской культуры как невнимание и заброшенность со стороны родителей.
При всём том в большинстве традиционных культур ребёнок, особенно младенец, воспринимается как недо-человек. Именно поэтому, несмотря на обычную заботу и любовь к детям, временами в традиционных обществах допускается инфантицид. Если ребёнок родился, когда у матери уже есть на руках один малыш, и двоих выкормить она не в состоянии (предпочтение отдаётся старшему); когда неурожай, засуха, и племя голодает; когда ребёнок родился с какой-то патологией (обстоятельства могут быть самыми разными) — его могут лишить жизни. Подчеркну, что инфантицид никогда не был нормальной практикой обращения с детьми. Он всегда был исключением в силу обстоятельств, отклонением, но отклонением, которое отнюдь не во все времена и не во всех культурах каралось.
Вспомним Древнюю Грецию, Спарту и её практику «выбраковывания» младенцев. Плутарх описывает нравы спартанцев как справедливые и разумные: «Отец был не вправе сам распорядиться воспитанием ребёнка — он относил новорождённого на место, называемое „лесхой“, где сидели старейшие сородичи по филе. Они осматривали ребёнка и, если находили его крепким и ладно сложенным, приказывали воспитывать… Если же ребёнок был тщедушным и безобразным, его отправляли к Апофетам (так назывался обрыв на Таигете), считая, что его жизнь не нужна ни ему самому, ни государству…» (Плутарх 1994). Аристотель, Гиппократ, Цицерон, Сенека считали, что дети с различными отклонениями недостойны жизни. В некоторых обществах считалось, что рождение двойняшек приносит несчастья, и такие младенцы были обречены.
При этом убийством инфантицид не считался. Просто новорождённый ещё не человек. В средневековой Японии убийство новорождённого младенца называлось словом, которое дословно переводилось не «убить», а «вернуть обратно». Просто пришёл он оттуда, и его туда же возвращают.
О совсем ином статусе ребёнка свидетельствует и то, что детский похоронный обряд в традиционных культурах был существенно проще взрослого. Погребальные обряды взрослого человека проводятся в несколько этапов, когда собирается вместе всё племя или несколько деревень; взрослого оплакивают специальные «плакальщики», их слова и причитания доходят до слуха умершего, и они рассказывают ему, как его провожают, как о нём заботятся, уговаривают не возвращаться и не мстить оставшимся в живых; с той же целью после погребения устраивают тризны и игрища; соблюдают ряд табу, проводят очистительные обряды.
В то время как при захоронении ребёнка обрядов проводится меньше, и событие это или внутрисемейное, или не выходит за пределы некоего локального поселения или отдельной кочевой группы. Ребёнок, недавно пришедший в этот мир, не опасен, он не привязан к социуму, он не будет возвращаться к своим сородичам и вмешиваться в их жизнь, поэтому и магическими мерами предосторожности можно пренебречь, что упрощает сам похоронный обряд. Чем младше ребёнок, тем проще весь обряд.
Христианство также не спешит признать новорождённого, полноценным человеком он становится только после крещения, «рождения во Христе». Христианство не признавало инфантицида, тем не менее только при римском императоре Константине в 318 г. детоубийство было осуждено и приравнено к преступлениям, каравшимся смертной казнью, а позднее, в 374 г., вышел закон, приравнивающий умерщвление детей к человекоубийству (Гис, Гис 2002: 36; 7; 47).
Но это вовсе не значит, что в христианском мире инфантицид, запрещённый и осуждаемый законом, ушёл в прошлое. Психоаналитик и основатель психоистории Ллойд де Моз (L. de Mause) считает, что вплоть до XIV века в отношении к детям в Европе господствовал «инфантицидный» и «бросающий» стиль. Кровь стынет в жилах от приводимых им документированных описаний того, как обходились с нежеланными детьми, как детей морили голодом, выбрасывали в выгребные ямы и канавы, как тугое пеленание и всяческие манипуляции с телом младенцев оборачивались издевательствами, насилием и увечьями: «История детства — это кошмар, от которого мы только недавно начали пробуждаться» (де Моз 2000: 14).