В средневековой Европе широко распространён был закон примагенитуры, то есть наследство получал только старший сын, а все остальные десять-двенадцать младших, или сколько их было (а дети могли быть не только от одной-единственной жены, но и от наложниц) — оставались без наследства. В сословном обществе перед неимущими отпрысками благородных фамилий открывалось только два поприща — духовное и военное (о труде или предпринимательстве вплоть до Нового времени не могло быть и речи).
«История маршала Гийома» (XII в.) рассказывает о превратностях жизни младшего сына знатного английского вельможи, о его службе оруженосцем, о его рыцарских подвигах на войне и победах на турнирах, о том, что в 26 лет он снискал себе славу и почёт как ветеран странствующих рыцарей, и даже в течение многих лет был наставником старшего сына Генриха II. Рыцарь Гийом играл важную роль при дворе, добыл себе богатство, но до сорока с лишним лет, будучи человеком безземельным и неженатым, он оставался в статусе юноши (juvenis). Полноценным взрослым (senior) в контексте той социальной среды, к которой он принадлежал, Гийом стал только получив в дар от короля фьёф (земельный надел, феод) и женившись (Гис, Гис 2002: 158–159).
Вот ещё один критерий европейской взрослости — имущественный статус, обеспечивающий высокое положение в обществе.
Но всё сказанное в основном относится к мальчикам. У девочек свой путь жизни, за отцовское наследство в Западной Европе, как правило, спорили братья. Девочке же с рождения искали выгодную партию, чтобы благодаря ей установить и укрепить связи между семьями. Девочку могли уже лет в 7 послать в семью будущего мужа, чтобы она там пообвыклась и была не чужой, а лет в 12 выдать замуж, и она уже будет считаться взрослой. Это могло быть и в крестьянской среде, и в королевской семье. Обратите внимание, что некоторые традиции у «низов» и у «верхов» общества сходятся.
Вступление в брак — ещё один критерий взрослости, по большей части он приложим к женскому миру.
Более того, в некоторых сферах общество вынуждено жёстко провести границы, отделяющие ребёнка от взрослого, например, в сфере юриспруденции.
В уголовном законодательстве встаёт вопрос, с какого возраста ребёнка можно привлекать к уголовной ответственности, и где граница, отделяющая «несовершеннолетних» от «взрослых». Каждое государство в разное время по-разному проводит разграничения между возрастными категориями преступников, предписывая каждой группе возможный диапазон наказаний (подробнее: Брокгауз 1892: 907–910; Бабкова 2012).
Римское право со II в. до н. э. выделяло тех, кто достиг совершеннолетия и вышел из детского состояния — мальчиков лет 14–17, прошедших обряд взросления, сменивших детское одеяние на мужскую тогу (toga virilis), что означало, что они обрели статус гражданина Рима и уже пригодны к несению воинской службы. Но всё это ещё не делало юношей полностью юридически самостоятельными лицами. Полную же самостоятельность в заключении сделок молодой римлянин получал лишь в 25 лет, до этого он нуждался в попечителе, курировавшем все его имущественные проблемы (Брокгауз 1892: 906). Здесь взрослость ассоциируется с гражданскими полномочиями и имеет свои юридически оформленные градации.
Юридический аспект проблемы продолжительности детства и степени взрослости как меры ответственности за свои поступки наглядно показывает конвенциональный характер проводимой в обществе границы «дети — взрослые» а, значит, её культурно-историческую обусловленность.
Привязка к годам во всех приведённых исторических примерах весьма условна. Во многих традиционных обществах годы если и считали, то неточно. Возраст соотносился с социальным статусом, какие обряды прошёл индивид, к какого рода делам допущен — это и будет реальным социальным возрастом, ориентированным не столько на физическую зрелость (биологический возраст индивида), сколько на обретаемые полномочия и обязательства. Сам же переход из одной возрастной категории в другую оформляется в виде некоего комплекса ритуалов и обычаев.
Стоит обратить внимание, что римское право, воплощая в себе позицию государства и законодательную норму, тем не менее делает отсылку к архаичному обряду, который некогда был возрастной инициацией, посвящающей мальчика в мужчины, и от которого осталось только облачение в тогу зрелости. Во II в. до н. э. юриспруденция ещё не «оторвалась» от традиции.
Итак, грань, разделяющая детей и взрослых — конвенциональное понятие, которое трактуется в каждом историко-культурном контексте по-разному, к тому же оно может существенно отличаться даже в одном обществе, в зависимости от того, говорим ли мы о мальчиках или девочках, об элите общества (дворянстве, особах королевской крови, людях состоятельных) или о низших слоях населения; о формальных юридических нормативах или о повседневных представлениях.