В то же время большая часть населения планеты продолжала пребывать в ситуации жестокой нужды, погасить которую экономика с технической точки зрения была уже в состоянии, но этому, повторю, препятствовала существовавшая социальная структура. Возникшее противоречие можно было разрешить несколькими принципиально разными способами. Логика истории требовала как бы "опрокинуть" увеличившийся материальный избыток на окружающий, в том числе и колонизированный европейскими державами мир, и тогда все совокупное человечество могло бы перейти в некое новое качество глобального постиндустриального мира.
Если бы это произошло, мир стал бы более универсальным и гомогенным, безопасным и индивидуализированным (сетевым). Мне это, отчасти, напоминает дилемму гражданской войны в США, — кому принадлежит мир, и равны ли в своем достоинстве люди планеты? Кроме того, повышение уровня безопасности в условиях развития, перерастающего национальные рамки, плодотворного и очевидного для всех сторон, декларированного как общая цель человечества, подрывало бы также позиции военно-промышленного комплекса планеты и всей индустрии высокотехнологических войн как двигателя прогресса. Но, как мы знаем, история пошла совсем другим путем.
В итоге, вышеприведенные рассуждения воспринимаются сейчас как утопия, а реальность форсированного потребления части населения планеты в условиях параллельного существования "голодного миллиарда" — напротив, как естественное положение вещей. Но подобная ситуация все более настойчиво требует своеобразной компенсации — в том числе и в виде "ориентализации" североатлантической Ойкумены, воздвижения вокруг нее специфического аналога "китайской стены", разнообразных фильтров, активно присутствующих в сфере миграций.
Подобная неравновесная формула цивилизации оказывается чревата нарастанием широкого спектра напряженностей и угроз.
— Вы полагаете, корень возникновения проблемы Севера и Юга объясняется спецификой процесса деколонизации в XX столетии?
— Я бы обратил Ваше внимание на семантический сдвиг, произошедший в ХХ веке в обозначении западной Ойкумены и восточного Варваристана. До определенного момента никакого "Юга" не было, была социокультурная горизонтальная ось Запад-Восток, заданная христианской цивилизацией как вектор евангелизации, культуртреггерства, колонизации, модернизации. Происходила колонизация планеты, во многом понимаемая как вовлечение населяющих ее народов в орбиту культуры Модернити. Конечно, как и во всяком человеческом предприятии при осуществлении данного процесса было много тяжелого и дурного.
И вот в определенной точке логика этого процесса оказалась нарушенной. Элитой североатлантической Ойкумены было выбрано решение, продиктованное иной логикой развития и "коллективным эгоизмом" образующих ее стран. Было сделан выбор в пользу модели a la рузвельтовский "Новый курс" (выбор универсальный, который сделали в той или иной форме все развитые страны), т. е. решения проблем, возникших на волне индустриализации, путем построения общества изобилия в "одной, отдельно взятой стране". А, в конечном счете, — в пользу гетерогенной, "расколотой" структуры мира, т. е. мы возвращаемся к вопросу, с которого Вы и начали нашу беседу.
Развитие форсированного, искусственного, престижного потребления у части населения планеты, а также сопутствующей ей "охранительной психологии" и деморализации общества, формирование индустрии высокотехнологических средств деструкции, замедление инновационного процесса в гражданской сфере (по крайней мере, его фундаментальной составляющей) и т. п. — все это вместе взятое заложило предпосылки для возникновения "новой сословности", разделившей миры "золотого" и "голодного" миллиардов. Что в свою очередь обусловило в XXI веке перспективу оптимизации — мобилизации — хаотизации социальной, политической и экономической структуры мира и самого стиля жизни.