И далее: «…не гораздо ли лучше получать знания о самих себе, чем слышать о том, что происходит в Московии или Польше». Это уж совсем удивительные слова — «знания о самих себе», это именно то, о чем будет писать Герцен, размышляя о времени Ватто: «Оканчивался XVII век, и сквозь вечереющий сумрак его уже проглядывал век дивный, мощный, деятельный XVIII век; уже народы взглянули на себя, уже Монтескье писал, и душен становился воздух от близкой грозы».
Тут, вероятно, и читатель, скептически относящийся к пассажам о лондонском журнале, скорее всего, Ватто и не читанном, согласится, что не так уж они далеки от главного предмета нашего размышления: «знания о самих себе», «народы взглянули на себя» — как все это сродни Ватто, самоиронии, рожденной (не впервые ли в живописи!) в его картинах. Пусть не читал он лондонских журналов, а Аддисон не слыхивал о французском живописце, но они дышали тревожным воздухом единого времени и сами его этой тревогой — благотворной и необходимой — насыщали. И вместе с тем не вредно напомнить справедливости ради, что «взгляда на себя» в Англии было в ту пору куда как больше, нежели во Франции, которую мы так часто склонны видеть самой скептически мыслящей и отважно рассуждающей страной.
Куда все сложнее. И куда более сцеплено друг с другом, пусть и очень опосредованно. Аддисон — один лишь пример, издавали свой журнал и великий Свифт с прославленным остроумцем виконтом Болингброком. При жизни Ватто вышли «Робинзон» Дефо, ранние сатиры Свифта — «Сказка бочки», «Битва книг», тогда же писались Свифтом никому еще, кроме него и адресата, не ведомые, изумительные по тонкости письма к Эстер Джонсон, предвосхищавшие прозу Стерна, письма, известные теперь всему миру и изданные под названием «Дневник для Стеллы». И снова вопрос — имеет ли частная переписка английского священника и литератора какое-либо касательство к живописи Ватто? Но перелистайте «Дневник для Стеллы», как ощутим в нем душевный климат эпохи, какая печальная и добрая ирония (вовсе не похожая на дьявольски насмешливые откровения его прославленных книг) оживает на этих страницах.