Антуанетта села в седло, Батист подошел к ней. Она протянула ему руку, он взял ее в свои ладони и что-то стал серьезно втолковывать ей. Я не слышал его слов, но подумал, что, возможно, хоть сейчас она расплачется. Ничего подобного. Снова появилась кукольная улыбка и осталась на ее лице, словно прибитая гвоздями. Даже если бы она расплакалась, как Магдалина, это уже ничего не изменило бы. Я почувствовал себя опустошенным. Все бурные, противоречивые чувства вдруг угасли, оставив меня обессилевшим, утомленным и трезво глядящим на мир.
Мне надоели эти люди. Мне обрыдли их смех и слезы, их лесть и зависть, их тщеславие и лживость. Я ненавидел это место.
Я ненавидел горы, холмы, реки, дожди. Я ненавидел закаты, какого бы они ни были цвета, и ненавидел красоту этого острова, его волшебство, его тайну, которую мне все равно никогда не узнать. Я ненавидел равнодушие и жестокость, бывшие частью его красоты. Но особенно я ненавидел ее. Потому что в ней были те самые волшебство и очарование. Она возбудила во мне жажду, которую я вряд ли смогу когда-либо впредь утолить. Теперь всю жизнь я буду жаждать обрести то, что потерял еще до того, как нашел.
Итак мы двинулись в путь, и вскоре это потайное место осталось позади, скрылось из вида. Вскоре она присоединится к тем, кто знает тайну, но не намерен выдать ее. Или просто не может. Или пытаются, но терпят неудачу, потому что знают слишком мало. Их легко распознать даже в толпе. Белые лица, оцепенелые взгляды, бесцельные движения, пронзительный смех. Их можно узнать по тому, как они ходят, говорят, пытаются убить себя или вас, если вы, увидя их, услышав их смех, рассмеетесь. Да, за ними нужен глаз да глаз, ибо наступает время, когда они готовы убить – а потом исчезнуть. Но другие ждут, чтобы занять их место. Ждут в длинной-длинной очереди. Антуанетта – из таких людей. Но я готов подождать того часа, когда она превратится в воспоминание, которое хочется поскорее отогнать от себя. В легенду, которой становятся почти все воспоминания. В ложь.
Когда мы проехали поворот, я вспомнил о Батисте. Интересно, есть ли у него еще какое-то имя? Я так и не спросил его об этом. А потом я подумал, что вскоре продам эту усадьбу – за столько, сколько за нее попросят. Раньше я думал оставить ее Антуанетте. Но теперь это лишилось смысла.
Этот глупый мальчишка шел следом за нами, держа на голове корзинку. Он то и дело вытирал слезы тыльной стороной ладони. Кто бы мог подумать, что мальчик может так горько плакать. Ведь не случилось ничего такого. Ровным счетом ничего.
Часть третья
«Когда его отец и брат умерли, он был на Ямайке, – говорила Грейс Пул. – Он получил все их состояние, но и до этого он уже был богатым человеком. Есть люди, которым всегда улыбается фортуна. Потом пошли разные толки насчет женщины, которую он привез с Ямайки. На следующий же день миссис Эфф вызвала меня и стала говорить насчет сплетен. Но я сказала, что без этого не обойтись. Слуги судачат о том, что видят, и их не остановить. Кроме того, сказала я, меня не устраивает положение дел, мадам. Когда я откликнулась на ваше объявление, вы сказали, что женщина, за которой я буду присматривать, не молодая. Я спросила, не старуха ли она, и вы ответили нет. Когда я увидела ее, то даже не знала, что и подумать. Она сидит и дрожит. Она такая исхудалая. «Ну а если она умрет прямо на руках у меня, кто станет отвечать?» – спрашиваю я. «Погоди, Грейс. – сказала она и показала мне письмо. – Прежде чем решать, узнай, что говорит хозяин дома по этому поводу». «…Если миссис Пул вас устраивает, почему не удвоить, не утроить ей жалованье?» – после чего миссис Эфф сложила письмо и убрала его, но я успела увидеть слова на следующей странице: «Только больше не докучайте мне этим». На конверте была заграничная марка. «Я не служу дьяволу даже за деньги», – сказала я. На что миссис Эфф возразила: «Если вы считаете, что, работая на этого джентльмена, вы служите дьяволу, то вы совершаете самую крупную ошибку за всю жизнь. Я знала его мальчиком. И знала юношей. Он был скромен, щедр, не робкого десятка. Но годы пребывания в Вест-Индии изменили его до неузнаваемости. В волосах у него появилась седина, а во взгляде печаль. Пусть меня не просят жалеть тех, кто приложил к этому руку. Я и так сказала более чем достаточно. Я не готова утроить ваше жалованье, Грейс, однако удвоить его могу, но чтобы больше не было никаких пересудов и сплетен. Если они не прекратятся, я тотчас же вас уволю. Вряд ли мне составит труда подыскать вам замену. Вы уверены, что вы меня поняли?» Я сказала, что поняла.
Затем все слуги были уволены, и она наняла кухарку, служанку и тебя, Ли. Уволить-то их было нетрудно, но как помешать сплетням? Лично я считаю, что об этом знает все наше графство. Чего я только не слышала – ничего похожего на правду. Но я не противоречу. Еще чего не хватало? В конце концов дом этот большой, уютный, это крепкая крыша над головой, защита от внешнего мира, ведь что ни говори, а он мрачен и жесток, особенно по отношению к женщине. Наверное, потому-то я и осталась».
Толстые стены, думала она. От главных ворот к дому ведет длинная аллея с высокими деревьями. В доме ярко горят камины, комнаты отделаны белым и алым. Но самое приятное в нем – это толстые стены, которые оберегают тебя от всего того, против чего ты сражалась, пока хватало сил. Наверное, потому-то мы здесь и остаемся – я, Ли, миссис Эфф. Потому-то мы тут и живем – кроме, конечно, той молодой женщины, которая блуждает в кромешной тьме. Одно могу сказать: она не пала духом и все еще способна на неистовство. Когда в ее глазах появляется то самое выражение, я не осмеливаюсь повернуться к ней спиной. Я-то знаю, что это за блеск в глазах.
…Я просыпаюсь в этой комнате и лежу, сотрясаясь от озноба. Мне страшно холодно. Я жду. Наконец приходит Грейс Пул, женщина, которая присматривает за мной, и начинает разжигать камин – кладет уголь, щепки, бумагу. Потом опускается на колени и начинает раздувать огонь мехами. Бумага чернеет и съеживается, палочки потрескивают, куски угля тлеют и рдеют. Затем вспыхивают язычки пламени. Очень красиво. Я вылезаю из постели, смотрю на огонь и пытаюсь понять, почему я здесь оказалась. По какой причине? Ведь должна же быть какая-то причина. Что мне надо сделать? Когда я только здесь оказалась, то решила, что, наверное, это на день, два, от силы на неделю. Я решила, что, когда увижу его, то буду мудра, как змея, и кротка, как голубка. И скажу: «Я добровольно отдаю тебе все, что у меня есть, и больше не потревожу тебя ничем, только отпусти меня на все четыре стороны». Но он так и не появился.
Эта самая Грейс спит в моей комнате. Иногда я вижу, как по ночам она сидит за столом и считает деньги. Она берет в руку золотую монету, и на лице ее зажигается улыбка. Затем она складывает деньги в холщовый мешочек, затягивающийся шнурком. Потом вешает его себе на шею так, что его не видно под платьем. Поначалу, прежде чем сделать это, она смотрела на меня, но я всегда делала вид, что сплю, и вскоре она перестала обращать на меня внимание. Она отпивает из бутылки и ложится спать, а иногда просто кладет руки на стол, опускает на них голову и засыпает. Я же лежу с открытыми глазами и смотрю, как угасает камин. Когда она засыпает и начинает храпеть, я встаю, подхожу к столу и отпиваю из ее бутылки. Первый раз мне захотелось выплюнуть эту бесцветную жидкость, но я заставила себя проглотить ее. Когда я снова забралась в кровать, мне уже было не так холодно, и я стала вспоминать прошлое. Я смогла думать.
В комнате одно окно. Оно расположено так высоко, что из него невозможно выглянуть. У моей кровати были створки, но их сняли. Кроме кровати, в комнате нет почти никакой обстановки. Ее кровать, черный шкаф, стол посредине и два черных стула, на спинках которых вырезаны какие-то цветы и фрукты. У них нет подлокотников, а спинки очень высокие. Туалетная комната совсем крошечная, соседняя с ней комната вся увешана гобеленами. Глядя на один из гобеленов, я вдруг узнала мою мать – в вечернем платье и босиком. Она смотрела мимо меня, как это обычно делала. Разумеется, я не рассказала об этом Грейс. Вообще ее напрасно назвали Грейс: то, как тебя называют, значит многое. Когда он перестал звать меня Антуанеттой, я увидела, как Антуанетта исчезла в окне, с ее духами, красивыми платьями и зеркалом.