— Ко-ко-ко! — отвлекла от размышлений Антымавле куропатка, вспорхнувшая под самым носом передовика.
Собаки рванулись за ней.
— Гэ-гэ! Поть-поть! — притормозил остолом Антымавле.
Большой, пестрый передовик послушно натянул поводок и свернул всю упряжку в ложбину реки, по которой шла нарта.
Куропатка взмыла вверх и, квокоча, снова опустилась где-то за холмом. Она напомнила Антымавле те годы, когда он бродяжничал по тундре и береговым стойбищам.
Стало немного грустно. Глупый тогда был, не понимал многого. Наверно, всегда таким бы остался, но вот счастье пришло… Тымнеквын человеком признал, Имлинэ нашел. Глебов помог. Жалко только Торкина. Где он? Говорят, совсем уехал к себе домой. Только почему Ринтылин такой? Я же ему ничего плохого не сделал, да и от новой власти ему худого не было. Что ему надо? Зачем обо мне плохое говорит?.. О колхозах Глебов здорово говорил. Если бы так было! Обратно берегом поеду, с людьми говорить буду…
Долгой дорогой разные мысли лезли в голову Антымавле. Можно было на просторе о многом подумать. Собаки дружно бежали по подмерзшему снегу, встряхивали хвостами, нарта покачивалась и скрипела полозьями.
Забот в стойбище Аннелё было много. Кончилось зимнее спокойствие. Стадо разделили надвое: в одном оставили только важенок, которые уже грузно и тяжело ходили по тундре, в другом — всех остальных оленей. С плодовым стадом пошел кочевать сам Аннелё со своими сыновьями и помощниками, с другим остался Кыем. И так будет, пока не окрепнут и не подрастут телята, а потом они выберут где-нибудь около моря стоянку, оставят там женщин и детей, а все сильные и здоровые мужчины целое лето будут налегке оберегать стадо, чтобы к осени олени тучными и крепкими стали.
Месяц рождения для чаучу то же, что для береговых хороший промысел. Телят сбережешь, стадо умножишь, удачлив будешь.
Рассыпались важенки по долине Молодых Побегов, взбивают копытами чуть подтаявший за день снег, мох щиплют. Долина Молодых Побегов — хорошее место для отела: кругом горы, хребты, лишь с юго-запада она открыта, но зимой не было ветров с той стороны, снегу меньше, раньше стали оголяться склоны.
Аннелё целый день в стаде, не спускает глаз с важенок, даже о еде стал забывать — по два-три дня ничего в рот не берет, одежду сменить некогда. Как бы не просмотреть. Есть важенки, которые, как только почувствуют внутреннее беспокойство, так и стараются оторваться от стада, умчаться, закинув голову, подальше в горы и там родить теленка. За ними смотри и смотри.
Антымавле, не найдя Аннелё в стойбище, сам пришел к стаду.
— Волков боюсь, — высказал беспокойство Аннелё. — Их дом тут близко. Вон там, за холмом. Тоже к рождению готовятся.
— Я ружья новые привез. Два. За волка мы хорошие товары — премию даем, убивать надо.
— Волка обидишь — плохо будет, — ответил Аннелё, в полную грудь затягиваясь привезенной Антымавле крепкой махоркой. — Пусть живут. Скоро море откроется, волк косаткой станет, не видно будет его в тундре.
— Знаю я это. Раньше человек всего боялся, теперь нет. Волк оленей грызет. Я думаю, убивать надо, — высказал свое мнение Антымавле.
— Однако, не смею я, — откровенно признался Аннелё. — Я мысленно предохранил наше стадо от волка и оградил его в воздухе крепким ремнем…
— Пошли в стойбище, — предложил Антымавле.
— Верно, — согласился Аннелё. — Голоден я, обувь порвалась, сменить надо.
Приезд Антымавле был кстати. Теперь все лето с табаком и чаем будут люди, да и другой еды достаточно. Если раньше сахар как лакомство был, то сейчас его хватит надолго, и можно каждый день пить сладкий чай. Несказанно рады были люди новым винтовкам. Решили одну у Аннелё оставить, другую — у Кыема.
— Глебов говорил, колхозы надо делать, — делился своими мыслями Антымавле. — Я тоже думаю, что вся кочующая беднота тоже должна объединиться и жить где-нибудь в одном месте, тогда лучше будет. Больше народу в стойбище, легче работать. Учить детей и взрослых можно будет…
Правильно говорил Антымавле. Люди задумались.
Пылёк тоже подготовился к месяцу рождения. Из трех стад сделал шесть. Прожженная на костре кость правой лопатки оленя точно показала, где лучше проводить отел. Трещина пошла прямо к основанию лопатки и разделилась на три веточки, показав направление трех стад — это значит, что все идущее от моря является хорошим предзнаменованием. Встревожило другое: очень уж быстро обуглилась вся кость. Ыттынеут, старшая жена Пылёка, объяснила, что надвигаются какие-то большие и недобрые события. Надо быть настороже. Беспокоила и нехватка людей. «Хоть сам в стадо иди», — ругался Пылёк. Но сам он в стадо не пошел, отвык уже. Послал всех женщин, передал Етувги, чтобы тот бросил пока жилье на берегу, напомнил через посыльных перешедшим на берег, что в эту весну все сопутствует удаче, стада могут множиться, но нужны люди. Разные есть важенки, некоторые часто уходят в горы и теряют телят. За такими глаз нужен. Главное стойбище Пылёк перенес ближе к заливу Камака, решил, простоять там до самой осени. Оттуда ближе было ездить по своим делам к Рэнтыгыргину.