Только кочевать собрался, приехал Антымавле. Пылёк все еще не мог забыть прошлую встречу. Ведь от самого лучшего, что может предложить, отказался Антымавле. Раньше анкалины считали это за большую честь, и каждый стремился стать родственником с многооленным чаучу.
— У меня ревнивое сердце, я не смогу тебя оставить одного с Имлинэ, если ты приедешь ко мне в гости, — спокойно и прямо ответил Антымавле, зная, что больше всего беспокоит Пылёка.
«Что-то уж слишком смелым стал этот тымнелявыль, — сверкнул глазами на Антымавле Пылёк. — О таком никогда прямо не говорят настоящие люди». Но все же, поборов неприязнь, он купил все, что предложил Антымавле. На этот раз Антымавле привез такое, чего не было у Пылёка.
— Хороший товар ценен и из рук нерпоеда, — говорил Пылёк своим ближайшим помощникам. — Пусть все у нас будет…
Антымавле был доволен, что все так обошлось. А Пылёк открыто льстил Антымавле и даже незаметно велел положить на нарту в подарок две хорошие белые шкуры.
— Чье это? — удивился Антымавле и снял с нарты шкуры.
— Пусть твое будет, — и Пылёк снова сам положил шкуры на нарту. — На берегу всегда нужны хорошие шкуры, — а про себя подумал: «Белые шкуры для покойника. Придет время, и тебя хоронить придется».
«Хорошо, хоть всю пушнину скупил», — радовался Антымавле.
И все было бы хорошо, если бы не случай на обратном пути. По дороге Антымавле заехал в стадо Пылёка, где жила младшая жена многооленного и старшим пастухом был сын Етыкая.
— Мой муж никогда не отдавал меня обыкновенным людям, только самым лучшим, — с гордостью и обидой бросила женщина Антымавле, когда тот подъехал к первой яранге стойбища. Она не сводила просящего взгляда с Антымавле и не теряла надежды.
— У Пылёка и так много родственников, а я буду лишним, — ответил он и направил упряжку к яранге Етыкая. Вслед он услышал, как что-то недовольное процокала женщина.
— Переднедомному хорошо, — позавидовал Етыкай. — Он на месте, у него все есть, а мы летом даже без чая бываем, в табак заячий кал добавляем. Пылёк говорит: «Чай пить пастухам нельзя, бегать плохо будут».
— У тебя же своя голова, ты волен делать, что захочешь, — упрекнул его Антымавле. — Тебя, как собаку на цепи, держит Пылёк.
— Мачинан, пусть! — решился Етыкай и вынес из тайника пару песцовых шкурок.
У Антымавле осталось кое-что, и он выложил все это на нарте перед Етыкаем:
— Все это можешь забрать, и я еще должен тебе останусь.
— Какомей! — только и смог сказать удивленный Етыкай.
Антымавле уехал довольный и не знал, что накликал на себя беду.
Уши и глаза Пылёка все слышат и все видят. Узнал он, что Етыкай обменял двух элгаров — беляков. Гнев охватил старика, не сдержался.
— Упряжку! — бросил он весть привезшему. — Самых быстрых запрягите!
Через час Пылёк был у Етыкая. Он даже не привязал оленей за кочку, соскочил с нарты и подбежал к Етыкаю.
— Ты что?! — Он изо всех сил хлестнул Етыкая по лицу косточкой кенкеля. Палочка не выдержала и, сломавшись, отлетела в сторону. — Кто тебя человеком сделал? Кто умножил твое стадо? — не давал опомниться Пылёк.
Жители стойбища опешили, столпились у первой яранги и со страхом наблюдали за происходящим.
— Ты почему кричишь? Почему приказываешь?!
— Хозяин я! — придвинулся к самому лицу Етыкая Пылёк.
— Постой, постой, увидим, как выйдет! — не отступил Етыкай и потянулся к ножу. — Ко мне тоже приходит гнев!
Пылёк был сильнее и ловчее Етыкая, но он знал, что в гневе и слабый становится сильным. А такое со своими пастухами он видел впервые и понял, что надо укротить свой гнев.
— Ладно, давай по-хорошему говорить. — Не сводя глаз с Етыкая, Пылёк отбросил обломок кенкеля.
По щеке Етыкая текла кровь. Он хотел вытереть ее рукавом и еще больше размазал по всему лицу.