Имлинэ не раз слышала эту сказку, но все равно, позабыв о всех делах, застыла на корточках и слушала не двигаясь. Очень уж хорошо рассказывал Антымавле.
— Сказал про себя сиротка девочке: «Вот тот мячик выпроси. Выпроси мячик!»
Повиновалась девочка:
— Мячик дайте. Пока играть буду!
Старушка встала, маленький мячик отвязала, дала. Опять мысленно сказал Укуми: «Ах, вон тот, большой выпроси!» Бросила девочка маленький мячик.
— Теперь тот, большой дайте!
Старик на нарах сидел, вдруг сказал:
— Ки-ки! Нельзя, нельзя!
Девочка расплакалась. А сиротка опять мысленно говорит: «Плачь сильнее, выпрашивай!» Ох, и плачет девочка! Не выдержал старик, сказал:
— Отвяжите мяч, дайте.
Сняли мячище, дали. Взяла мячище девочка, играть стала. Успокоились люди. «Поближе, вот здесь играй!» — приказывает Укуми.
Села поближе, играет в мяч. Вдруг уронила во входное отверстие. Схватил мячик сиротка и побежал. Сильно побежал! За ним погнались!
У Укуми рукавички из собачьих лапок. Нагонять его стали. Бросил рукавички — собачий лай позади себя слышит. Обернулся, видит — рукавички в собак превратились, погоню сдерживают. Дальше бежит. Бежит и мяч разорвать пытается. Оторвал кое-как кисточки пушистые, бросил вверх — вдруг луна появилась. Оторвал еще кисточки, бросил вверх — солнышко вышло. Поднатужился сиротка, разорвал мяч, швырнул вверх его содержимое, шерсть оленью, — скопления звезд образовались. Остатки мяча бросил — светло, как днем, кругом стало.
— Врут, наверно, — вдруг вмешалась Имлинэ.
— Не знаю, так люди рассказывают.
— А Укуми, Укуми что дальше сделал? — дергала за рукав Тымнекели.
— Пришел домой. Бабушку разбудил:
— Бабуся, бабуся! Ну-ка, проснись, высунься из полога!
Показалась бабушка, зажмурилась от яркого света. Обрадовалась, оделась поспешно и к соседям с вестью побежала.
— Ну-ка, просыпайтесь, люди! Просыпайтесь! Мой Укуми солнце сделал!
Все выходили и чуть не слепли, впервые увидев такой яркий свет, но потом долго радовались.
— Ымымей, — затормошила мать Тымнекели. — Мне тоже мяч сделай!
— Сделаю, сделаю, потом только.
— Нет, сейчас сделай! — И Тымнекели разревелась.
— Что ж, сшей ей мячик, — сказал Антымавле и только собрался выходить из полога, как услышал топот.
— Кто там?
— Это я, Гырголь.
— Заходи!
Гырголь забрался в полог, попросил чаю и стал рассказывать охотничьи новости.
— Новым ружьем лахтака убил я. Молодой лахтак, прошлогодний. Шкуру кольцами снял на ремни. Сейчас жена вам должное принесет. Свежатинки попробуете. Ыттувги пару нерп убил, еще идет. Охотник будет, как я.
— Нет, пожалуй, продавец, — возразил Антымавле.
— Потом видно будет. Приятно родителям, что работящий.
— Сегодня подсчитал я: товаров много продал, больше, чем в прошлом году. Хорошо бы в Увэлен съездить, отчет отвезти, пушнину…
— Рай, слышишь, как будто нарта прошла, — перебил Гырголь.
— Выйдем.
В Инрылин прибыли две нарты, на первой Эттытегин, на второй Ринтылин. Антымавле удивился, но встречать их не пошел и занялся своими делами в лавке. Через некоторое время в дверях появилась тощая фигура Ринтылина. Одет он был бедно, засаленная камлейка, под ней старенькая потертая кухлянка. «Будто носить нечего», — подумал Антымавле и холодно сказал:
— Етти.
— Ии, — ответил Ринтылин и присел у порога.
Ринтылин пристально осматривал лавку. Его взгляд дольше всего задержался на связках пушнины, лотом обошел все полки:
— Торгуешь?
— Ии.
— У тебя, кажется, товаров больше стало?
— Что нужно, все есть.
Ринтылин сел на китовый позвонок.
— А ты знаешь, что Тымнеквын мой брат? — неожиданно задал вопрос Ринтылин.
— Знаю.