— Я знал, что ты так скажешь, — с тревогой в голосе начал Гырголь, — но я этого не сделаю. Новый закон не разрешает, а я новая власть.
— Почему я должен жить? У меня была радость жизни, теперь ее нет. Зачем жить?
— Но у тебя есть маленькая жизнь, Тымнекели, — разубеждал Гырголь. — У тебя есть друзья.
— Но друзья мои слабее тех, кто сделал это. Я знаю, кто это сделал. Хорошо бы Ыттувги позвать.
— Сейчас, — заторопился Гырголь. В чоттагине он осторожно разрядил малокалиберку, убрал дробовик и тихо вышел на улицу.
Ыттувги робко жался к стенке полога. Ему было страшно.
— Ыттувги, может, я говорю последний раз. Мне тяжело, я не смогу побороть внутреннюю силу. Мне уже нет радости в жизни. Там в лавке все в сохранности. Я работал семь лет, честно работал. Ты молодой, тебе будет легче. Ты знаешь грамоту. Вот обманули меня. Эттытегин обманул. Не хватает пятьдесят пять килограммов жиру. Ты скажи об этом Зильбергу. Передайте Глебову, что он хороший человек, он смелый… Я знаю, кто это сделал. Это мог сделать только Рэнто, — Антымавле умолк и опустил голову. — Помоги мне, Гырголь. Я не могу! — вдруг закричал он страшным голосом и помутившимися глазами посмотрел на него. — Этки! — заскрипел он зубами и повалился на пол.
— Приди в себя, успокойся, и твой разум снова станет светлым, — тихо сказал Гырголь. Антымавле будто не слышал его.
— Ринтылин тоже такой же! Пылёк тоже!.. Помни, Ыттувги, это плохие люди, остерегайся их! Ох, худо мне!
Всю ночь бредил Антымавле, только к утру немного притих, сидел, покачиваясь на месте, низко опустив голову. Гырголь не спускал с него глаз. Он боялся, что Антымавле сдержит свое слово. Но третья бессонная ночь давала себя знать, и он невольно заснул.
— Запрягите собак, — разбудил Гырголя глухой голос Антымавле.
— Зачем? — испугался Гырголь.
— Запрягите!..
Рэнто был удовлетворен. Жалел только, что Антымавле не было. Имлинэ не успела даже слова сказать, как он сильным ударом в висок повалил ее на пол, а потом с жестокостью бешеной собаки стал наносить удары ножом.
— Мне за тебя ничего не будет, — зло приговаривал он. — С тобой как с родной поступаю я.
Тымнекели закричала, Рэнто грубо схватил ее и посадил посередине полога, чтобы она видела все. Пусть навсегда вселится в нее страх перед сильным. И Рэнто отвел душу, бил Имлинэ так, словно перед ним был сам Антымавле…
Жена шарахнулась в сторону, когда Рэнто с кровавыми руками, тяжело дыша, ввалился в полог своей яранги. Закричали дети, вздрогнул даже Ринтылин.
— Разум Антымавле перевернул я, — с трудом выдохнул Рэнто и потянулся к эмалированному ведру, стоявшему рядом с жирником. Рэнто схватил ковш, зачерпнул браги и одним духом выпил содержимое. Ему показалось мало, тогда он с силой рванул ведро к себе и с жадностью стал пить прямо через край.
— Уходи в тундру, — прошептал Ринтылин. — Ты отомстил. Душа твоя удовлетворена. Уходи, скорее уходи! Экылпе! — задыхался старик.
Голова у Рэнто закружилась от выпитой браги. Он не слышал слов Ринтылина, ему еще хотелось мщения. Рэнто сидел на скрещенных ногах и покачивался. Все домашние забились по углам и боялись проронить слово.
— Пошамань! — процедил сквозь зубы Рэнто. — Пусть душа успокоится в беседе с духами.
Весь день Ринтылин постукивал в бубен, спрашивая совета у помощников. К вечеру он охрип и затих совсем, заснув на месте.
— Пойду поиграю, — вдруг бросил Рэнто и, задев ведро с водой, шатаясь, выполз наружу.
— А-а-а! — вздрогнул Ринтылин.
Солнце резко ударило в глаза. Утренний туман давно разошелся, и кругом было ослепительно ярко: белизна снега, черные проталины, обнаженные вершины сопок, бугорки холмов. Теплый воздух колыхался над самой землей, и коса, протянувшаяся вдаль, казалась разорванной, неровной. И было только три цвета в природе: резкий белый, колеблющийся черный и вверху бесконечно синий. Природа притихла и словно чего-то ждала. Снег оседал, впитывал влагу: копились невидимые мощные, силы, которые должны были вот-вот прорваться наружу.
Рэнто прислонился к стойке двери. Мутно посмотрел вдаль, потом перевел взгляд на яранги. Они стояли редко и далеко друг от друга. Изредка от одной яранги к другой передвигалась изуродованная колебанием воздуха фигура человека, перебегали собаки. А чуть дальше, где размещалась школа, у яранги собралась кучка детей. Они что-то весело кричали, размахивали руками и перебегали с места на место.