Еле ползет лахтак, упорно к воде ползет…
Стих шторм. Лед накрепко сковало, лишь прогибается на пологих волнах плавно. Вышли охотники в море. Тынеет еще издалека увидел в бинокль лахтака.
— Наргынтэтлян. Без крова оставшийся, — вслух сказал он и направился к нему.
Шторм не прошел бесследно. То тут, то там виднелись на льду замерзшие туши нерп, лахтаков, и даже один молодой морж погиб.
Подошел Тынеет к лахтаку. Тот словно не замечает человека, ползет к кромке, воду чует. Жалко стало лахтака Тынеету. «Пусть живет. Сильный шторм переборол», — решил он.
Долго смотрел вслед лахтаку Тынеет. И вдруг природа словно сжалилась над ним, сделала узкую трещинку. Лахтак, не останавливаясь, скользнул в воду и, как бы прощаясь, медленно взмахнул задними ластами.
Чевальгин
Богато Чукотское море птицами. И каждая живет по-своему. Почти все осенью улетают в теплые края, а весной, когда еще у берега стоит лед, возвращаются обратно, оглашая прибрежные скалы радостными криками.
Но однажды мне удалось встретить интересную птицу, и не летом, а зимой, когда море было сплошь закрыто льдами. Чукчи называют ее чевальгин — полярный чистик.
Стояли сильные морозы. Ветра не было. Над разводьями поднимался густой пар.
Я сидел у кромки и терпеливо караулил нерпу, щелкая зубами от холода.
Вдруг совсем рядом раздался писк:
— Пи-ии-пиить! Пи-пи-пиить!
«Что же это может быть?» — подумал я и вдруг увидел недалеко в разводье маленькую серенькую птичку с острым клювиком, тонкой шейкой. Кончики крылышек у нее были черные. Птичка весело выплывала на середину разводья подергивая, как куличок, головкой.
Но вот, взмахнув крылышками, она скрылась в воде и вынырнула в противоположном конце разводья.
В клювике она что-то держала: то ли креветку, то ли рыбешку. И странно было видеть в безмолвной ледяной пустыне это веселое существо.
Вернувшись домой, я спросил у старого Рычыпа:
— Рычып, что это за птичка плавает в разводьях и не боится мороза?
— А-а, это чевальгин. Эплекке валин, без обуви живущая. Ты видел летом черную небольшую птичку с белыми пятнами по бокам, красным клювом и красными лапками? Это ее птенец. О них можно рассказать много интересного.
Птенцы чевальгина не улетают на юг. Первую зиму они проводят в море и только на второй год вместе со всеми трогаются в путь. Зимой птенцы плавают в разводьях и трещинах, питаются креветками и мелкими рачками. А когда нет разводий, трещин, держатся в лунках нерпы, пробивая тонкий ледок острым клювом. Нерпа птицу не обижает.
Чевальгин очень хорошо ныряет и долго может быть под водой. А ночует она подо льдом. Во льду, под водой есть хорошие воздушные убежища, особенно там, где много торосов. Птице в таком убежище не страшна ни пурга, ни мороз.
— А почему ты сказал, что она без обуви живет?
— Потому что у молодого чевальгина лапки серенькие, а у взрослого красные. Вот когда у нее покраснеют лапки, новую черную одежду наденет, вот тогда она и трогается в путь вместе со взрослыми. Потому-то и говорят у нас: «Чевальгин торбаса ждет».
Ворон и гага
В этом году зима на Чукотку пришла как-то необычно, Стоял конец октября, но льда в море еще не было. Лагуна покрылась было льдом, но неожиданно сорвавшийся южный ветер взломал его и наворотил на берегу лагуны груды льда. Южак быстро стих, его сменил резкий северный ветер со снегом.
Штормило. Море обрушивало свои громадные валы на низкую галечную косу, и казалось, вот-вот смоет приютившийся на ней небольшой поселок.
С севера вдоль берега тянулись стаи гаг — полярных уток, которые летели в более теплые места. Ветром птиц прижимало к берегу. Они невольно перелетали через узкую косу на лагуну, где было спокойнее, садились на воду, делали передышку и снова спешили дальше. Лагуна упиралась в горы, и стаи гаг сворачивали к морю, пролетали над поселком, ловко облетая провода и мачты антенн. Здесь их встречали целой канонадой выстрелов. Растерявшиеся утки рассыпались и с трудом поодиночке пробивались сквозь охотничью блокаду к бушующему морю. Сбитые выстрелами утки камнем падали на землю, раненые успевали свернуть, кое-как по ветру дотягивали до лагуны и садились на воду. Подранков с каждым днем становилось все больше. Они уплывали подальше от поселка к противоположному берегу, выбирались на гальку, обсушивались и снова спускались на воду, достойно перенося холодный ветер и снегопад.