Вот и несчастливец. Не повезло ему в моржовой жизни, без клыков остался. Трудно узнать, где и когда он потерял клыки. Может быть, вспахивал дно, выбирая ракушки, может быть, обломал их об лед, забираясь на льдину, или же родился таким уродом, не похожим на своих собратьев. Тяжело ему в море. Не может он один еду себе добыть: нечем сорвать морские водоросли, нечем расчистить дно, всковырнуть ил, чтобы подхватить толстых и вкусных морских червей. Потому он и держится все время у стада. Но на лежбище нелегко ему. Удары сыплются беспощадно, а защититься нечем. Шкура уже привыкла к ударам, одубела, не чувствует боли, но все же морж пытается лечь где-нибудь в сторонке. Кто знает, какая мысль придет спящему рядом другу?
Никогда и не подумаешь, что неповоротливые и громоздкие моржи, похожие на здоровенный кусок мяса в мешке, могут кричать на разные голоса. Рыканье, поросячье хрюканье, мычание, фырканье, а то вдруг раздается тонкий нежный присвист, словно свистит щегол. Говорят охотники, что морж-свистун — вожак, хозяин лежбища. Может быть…
А какой-то чудак, надув на воде на шее свой воздушный мешок, начинает издавать звуки, подобные коротким отрывистым гудкам маневрового паровоза, когда слышишь их издали.
Вспомнил я, как один старый охотник подманивал моржа, и попробовал.
— Гы-гы-гы! — стал подражать я им.
И вдруг крайний морж, так удобно положивший голову на камень, зашевелился, повернулся ко мне, переставил передние ласты, подтянул зад, снова передвинулся и направился в мою сторону. Но неожиданно солнце пробило облако, и под лучом блеснул объектив фотоаппарата. Морж встревожился и нехотя пополз обратно. Но камень был уже занят. Он грубо двинул двумя ударами клыков нахала и бесцеремонно положил голову ему на шею.
А с моря плывут все новые и новые группы моржей. Покупаются у берега, покачаются на гребнях волн, а потом уже выбираются на сухое, обогретое место и засыпают крепким сном. Отдыхают.
Но моржи не беспечны. Свалится с грохотом со скалы камень, появится что-либо живое, учуют незнакомый запах, услышат далекий гул мотора, мелькнут в темноте сигнальные огни проходящего судна — и как по команде шарахаются, бросаются к спасительной воде, в суматохе беспощадно давя друг друга.
Паника моржей не проходит бесследно — остаются жертвы. Долго еще волны перекатывают у берега туши задавленных моржей, бьют их об острые скалы, несут вдоль берега и где-нибудь выбрасывают на низкую береговую, полосу или же закинут в расщелину между скал.
И долго, встревоженные и обеспокоенные, моржи держатся на воде у берега, коричневая шевелящаяся полоса клином тянется в море на несколько километров. Пройдет страх, исчезнет испуг, и снова узкая полоска гальки обживается моржами, эхом отдается в скалах звон скрещивающихся клыков, рыканье и храп успокоившихся.
И ни ветер, ни дождь, ни снег, ни пурга не пугают моржей, и будут они лежать, пока к берегу не подойдет морской крепкий лед и не сгонит их в море. Тогда моржи небольшими стадами переселяются на ледяные поля и начинают свое путешествие на юг…
Поединок
Эрмен давно заметил маленькую черную точку на льду. Обходя разводья, перепрыгивая через трещины, он пробирался к ней. Ветер резкими порывами бил в лицо, трепал рукава и полы белой камлейки. Накаты волн с моря легко подымали массивные льдины, прогибали, как тонкую кожу, широкие ледяные поля.
До открытой воды было недалеко. Угрожающе хлюпала вода, ударяясь о подмытые края льдин, раздавался треск, зловеще скрипел лед, но Эрмена не пугала ни близость кромки, ни неустойчивость льда под ногами. Он упорно пробирался к цели.
На краю небольшого поля, чудом уцелевшего так недалеко от кромки и не взломанного волной, у изгиба, который образовывал узкую треугольную полынью, еще не забитую мелким льдом, лежал крупный морж. Иногда льдина, где находился Эрмен, и глыбы, у которой лежала темная туша моржа, приподымались волнами одновременно, и тогда Эрмену хорошо было видно зверя.
Эрмен осторожно подкрадывался к моржу. Вблизи разводья он остановился, взобрался на небольшой торос и не обнаруживая себя, стал в бинокль осматриваться кругом.
«Нымелькин, хорошо, — размышлял он. — Пройду тем краем разводья, за торосом морж не заметит».
Эрмен навел бинокль и стал разглядывать моржа.