— Гок-гок-гок! — раздался ранним утром призывный, крик Пылёка.
Выставил Пылёк ценные призы. Воткнуты недалеко от переднего шатра ветки кустарника, а на каждой ветке приз: на одной шкура тонкошерстного оленя покачивается, на другой — связка лахтачьего ремня, на третьей — пучок табака-папуши, плитки чая и чего только нет. Разбегаются глаза у мужчин, каждый хочет принять участие.
Разгорелся костер у входа в ярангу, летят кусочки оленьего сала в разные стороны, последняя пригоршня — в огонь.
— Го-ок! Тагам! — вскрикнул Пылёк и с легким посохом в руке выбежал вперед.
Потянулась вереница мужчин за Пылёком. Много желающих нашлось. Не стар еще Пылёк, силу чувствует, да хозяину и нельзя в стороне быть. Среди бегунов и Антымавле. Тоже решил счастья попытать.
Скрылись бегуны за склоном холма, не спеша бегут, берегут силы на обратный путь, не скоро появятся.
А болельщики тоже времени даром не теряют. Дети с рогами играют, визжат, хохочут. Немного в стороне на ровной полянке, собрались молодые девушки в круг, покачиваются с боку на бок, поют.
Колышутся складки праздничных керкеров, чуть сгибаются ноги в коленях.
— Хр-хр-хр! — вздыхают девушки и все быстрее в быстрее качаются с боку на бок.
Сидит рядом старик, зажмурил глаза, молодость вспомнил.
«Бегут олени по тундре, раздвоенные копыта ритмично пощелкивают, олени свободно дышат…»
— Кыр-кыр-хр-хр, — хрипло вздыхают девушки.
«Свежи и бодры еще олени, легко бегут. Но путь далекий. Задыхаться стали…»
— Хыр-хр, хыр-хр! — всхрапывают тяжелее девушки.
«Замедляют бег, чаще дышат, копыта реже пощелкивают…»
— Хр-хр… хр-хр… хр-хр! — задыхаются девушки.
«Выбиваются из сил, шагом идут…»
— Хррр-хррр! — выдохнули девушки и замерли на месте.
«Встали олени, пар из ноздрей валит, бока вздымаются».
— Рай-рай! Бегут, бегут! — раздался крик подростков.
Вздрогнул старик, глаза открыл, будто проснулся.
Исчезло видение, а вдалеке на склоне холма бегуны показались.
— Эретенер впереди! Эретенер! — шумят люди.
— Смотрите, какой-то незнакомец с ним рядом!
— Антымавле! Антымавле! — узнали в толпе.
Ускоряют бег соревнующиеся. Вырвался вперед Антымавле, но и Эретенер отстать не хочет. Третьим Пылёк бежит.
— Рай-рай! Экылпе! Скорее, скорее! Эретенер!
Легко бежит Антымавле, редкими и большими прыжками.
Старается ступить как можно дальше вытянутым носком. Закидывает далеко вперед посох.
Вот уже и призы рядом. Выхватит сейчас тонкошерстную шкуру Антымавле. Но из толпы вырывается женщина, жена Эретенера, схватывает шкуру — самый лучший приз. К другому метнулся Антымавле, и этот из-под рук выхватили. Не допустят жены, чтобы мужья без приза остались. Ничего сказать Антымавле не может. Будь у него жена, она то же самое сделала бы. Ни с чем остался юноша.
Не успели мужчины отдышаться, как сорвались с места женщины и беспорядочной толпой бросились вперед. Бегут по тундре, широко руками размахивают, взлетают в разные стороны широкие рукава керкеров, болтается оторочка из темного меха на спине. Жарко в керкере, на бегу вытаскивают руки, обнажают плечи и грудь.
— Ка-ка! — восторгаются мужчины.
— Йыккайым! Груди-то, груди подвязать бы надо: бегать мешают.
— Пусть болтаются. Молока для ребенка больше будет.
Приближаются женщины к призам, а теперь уже мужья их выручают, перехватывают призы.
— Ок-ок-ок! — кричит Рэнтыгыргин, на бегу привлекая внимание людей. — Теперь вот мое отнимите! — и выставил свои призы, все таннытское, дорогостоящее: табак, чай, патроны, наперстки, иголки…
Хлынули люди к берегу. Спускают байдары на воду. Садятся в них по шесть гребцов, седьмой рулевой. Понеслись по заливу.
Думал Рэнтыгыргин, что здесь-то покажет свое искусство, но просчитался — вторым после науканцев пришел.
Долго продолжались игры на берегу. Науканцы и кыгминцы моржовую сырую шкуру вытащили, встали в круг, ухватились за края, руками колышут. А на скользкой шкуре человек стоит, вверх взлетает и ловко на ноги падает. Охают оленеводы, изумляются:
— Ка-а-ко! Будто чайка вверх взлетает.
А вечером заклинатели свое искусство показывать стали. Шумят бубны в стойбищах, шаманы с духами советуются, судьбу предсказывают…
Если собака слабость покажет, ее загрызут
Сидит в чоттагине, поджав под себя ноги, старик, не сводит слезящихся глаз с ножа, которым режет шкуру молодого лахтака. Напротив Антымавле, рукава кухлянки засучены, руки быстро перебирают сырое кольцо шкуры.