Выбрать главу

— Собака, чужак! — приговаривал Рэнто и наносил Торкину удар за ударом.

Рядом с великаном Рэнто Торкин казался ребенком, Рэнто рукояткой ножа бил его в спину, в живот, в грудь и голову. От него несло перегаром браги.

Ыттувги ворвался в лавку Антымавле:

— Этки, там Рэнто!

— Что делает?!

— Э-э-этки! — не мог ничего выговорить Ыттувги. — Дерется!

Антымавле выскочил из палатки и бросился к яранге Гырголя. За ним следом поспешно заковылял Тымнеквын. Торкин лежал на снегу, кругом алели сгустки крови. Рэнто, озверев, топтал его ногами. Антымавле набросился на него сзади, сбил ногой и повалил на снег.

— Ты тоже… ты тоже, — захрипел Рэнто, пытаясь вырваться из объятий Антымавле. Ловко перевернулся на спину, прижал Антымавле, резким движением выдернул руку, потом вторую.

— Тебя, как нерпу, прибью. — Одна рука Рэнто подобралась под спину, другая жала голову вниз. Он использовал тот прием, которым надламывают охотники позвоночник нерпам, попавшимся в сетку.

Тымнеквын пробовал оттянуть Рэнто за ногу, но скоро понял, что у него не хватит сил. Тогда старик схватил винчестер и нацелился в голову Рэнто:

— Убью!

Рэнто словно опомнился, отпустил Антымавле. Подбежали женщины и с воплями стали растаскивать обоих в разные стороны, упрашивая старика не стрелять.

— Пусть уходит. — Тымнеквын отступил на несколько шагов.

Рэнто встал, повернулся и, молча, пошатываясь, пошел в свою ярангу.

— Совсем уходи от нас! — крикнул ему вдогонку Тымнеквын.

Антымавле пришел в себя. Болела шея. Кое-как встал на ноги. Торкин лежал без движения, рот открыт, уши побелели от мороза, но видно было, что жив. Грудь высоко вздымалась, из горла вылетали клокочущие звуки.

— Отнесем к нам. — И Антымавле, сам корчась от боли, бережно поднял легкое тело учителя.

Поздно вечером с охоты вернулся Гырголь.

— Пусть уходит Рэнто, — сказал и он, узнав подробности случившегося. — Нам не нужны насильники.

И Рэнто в тот же вечер исчез. Никто не знал куда.

…Антымавле спешил в Энмын. На нарте окутанный шкурами стонал Торкин. Он еще не пришел в сознание и все время бормотал что-то по-русски…

— Ев-ев, Иван! Скоро! — пробовал успокоить его Антымавле. — Не надо кричать. Не надо…

Иногда Антымавле останавливал нарту, поправлял скатывающееся тело Торкина и снова трогался в путь. Он почти всю дорогу бежал рядом, боясь присесть, чтоб не сделать больно учителю. Утром он был в Энмыне.

Фельдшер, сделав перевязку, сказала, что надо везти на культбазу в Катрыткино. Там больница, там хорошие врачи.

— Плохо, что так получилось, Антымавле, — сказал слабым голосом Торкин. — Ыттувги пошлите на культбазу, пусть учится, он способный. Ведь вам нужны грамотные люди… Пошлите…

В тот же день Како на нарте с кибиткой повез Торкина прямым путем через горы на культбазу…

Через несколько дней, когда ночью за ярангой завывала, пурга и крыша гулко содрогалась от порывов ветра, Имлинэ разбудила Антымавле.

— Цай-цай! Собаки лают. Кажется, кто-то приехал, — прошептала она.

Антымавле прислушался:

— Верно. Кто-то приехал. Зажги свет. — И стал натягивать нерпичьи штаны.

«Странно… Очень тихо подъехали, словно враги подкрались», — размышлял Антымавле.

Проснулся Тымнеквын. Закашлялся. Рядом с ним спал Ыттувги. Парнишка часто ночевал у Антымавле, полюбили его здесь. Сам Ыттувги, как увезли учителя, целыми днями пропадал в лавке у Антымавле и с удовольствием следил за его работой. Особенно ему нравилось наблюдать, когда приезжали, люди из других стойбищ. Они всегда привозили что-нибудь интересное. Ыттувги не сводил влюбленных глаз с рук Антымавле, когда тот ловко щелкая косточками на счетах. Мало проучился Ыттувги, но читать уже мог. Остались книги Торкина. Он их аккуратно завернул в нерпичью шкурку и хранил у себя дома. Летом Ыттувги должен был уехать в Катрыткино.

Снаружи дернулась дверь. Собаки залаяли. В чоттагине горела плошка с жиром. Антымавле в одной кухлянке, надетой на голое тело, выбрался в чоттагин.

— Кто там? — окликнул он, стараясь не стоять против двери.

— Мури, увэленские мы. Это я, Тегрынкеу.

Антымавле узнал голос, успокоился и впустил приезжих. Их оказалось двое. Оба были в белых камлейках, запорошенных снегом.

— Плохо, пурга. Думал не доеду, — сказал Тегрынкеу.

— Имлинэ, гости, — позвал Антымавле.