— Это я понимаю, но товаров мало. Того, что просят, не хватает. Нужен брезент, толь, железо для нарт, капканы, винтовки, веревки, — возразил Антымавле.
— Завтра в Гуйгун съездим, поговорим с людьми…
Гуйгун близко. Если сесть в Инрылине на нарту, то не успеешь даже устать, как будешь уже в Гуйгуне.
Раньше здесь не было жилья, всего одна яранга стояла. Но как только исчезли моржовые лежбища у острова Кувлючин и у мыса Инрылин, люди обосновались здесь. В этом месте встречалось больше нерпы, лахтака, в озерах водилась рыба. Самый старый житель Гывагыргин считался хозяином гуйгунской земли.
Жили гуйгунцы в полуземлянках, в полуярангах, наполовину врытых в землю. Стойки стен из челюстей кита обложены дерном, а крыши покрыты старыми моржовыми шкурами и прижаты толстыми ремнями с кожаными отвесами. Внутри холодный чоттагин и теплый полог. Кое у кого сохранились пологи из медвежьих шкур. Этим и отличались жилища гуйгунцев от обычных чукотских жилищ.
Жилища гуйгунцев прилепились у края невысокого обрыва, в два ряда вытянувшись по пригорку. Мела легкая поземка, скрывая, чернеющие входы яранг.
Идет между яранг чукча Ринтынет, пожилой, но крепкий. Полощет ветер засаленные полы старенькой кухлянки. С рождения не повезло этому человеку. Может быть, оттого, что его назвали Ринтынетом — Брошенным. Пожалуй, никто так не голодал, как семья Ринтынета. Хорошо хоть соседи добрые — подкармливали часто. Но, как ни странно, никогда не унывал Брошенный, всегда был весел и жизнерадостен и не терял надежды, что счастье придет. Куча ребятишек — подрастут, окрепнут, семья сильной станет. Шутил, смеялся Ринтынет, словно для него не существовало никаких невзгод, и был в курсе всех событий: очень он любил первым узнать новости и сообщить их людям.
Еще не встали с нарт только что подъехавшие Глебов и Антымавле, как Ринтынет уже был тут как тут.
— Надо бы сразу людей собрать, — обратился Глебов к Антымавле. — Сегодня поговорить, а завтра дальше поедем.
— Можно. — И Антымавле попросил Ринтынета оповестить всех гуйгунцев.
— Эгей! — обрадовался поручению Ринтынет и легко затрусил от яранги к яранге.
— Мэй, игыр сопыраний, — кричал он в открытую дверь. — Клепов приехал! — И бежал дальше.
Из одной яранги выглянула женщина, увидела Ринтынета, направлявшегося к ним, и сказала сидящим в чоттагине:
— Опять Сапыр идет. Какие-то вести несет…
Ринтынет любил всякого рода собрания. Правда, он не мог выговорить правильно слова «собрание», у него всегда получалось «сапырани». И люди быстро присвоили ему кличку «Сапыр». Сам он не возражал: может, новое имя принесет счастье?
Сапыра люди любили, он был мастером на все руки, за это ему прощали излишнюю болтливость. Нарты у Сапыра получались лучше всех, чисто и аккуратно вырубал и отделывал он деревянные чукотские подносы.
Народ собрался в просторном чоттагине у Гывагыргина — его яранга была самой большой в Гуйгуне.
Глебов с Антымавле расположились у входа в полог на толстой балке, покрытой оленьей шкурой и служившей подушкой во время сна. Сапыр протиснулся в самую середину и смотрел прямо в рот Глебову, стараясь не проронить ни слова. В чоттагине было сумрачно и морозно, почти как на улице. Временами погромыхивала покрышка яранги под порывами ветра, на потемневших от дыма балках и перекладинах быстро оседал иней от дыхания многих людей.
— Много новостей есть хороших, — начал Глебов, поднявшись с места. — В этом году у нас будут только советские товары, американских не будет…
— Ка-а! — вырвался вздох удивления.
— Наконец-то хоть чайники хорошие будут! — не сдержался Сапыр. — Американский товар лежалый, плохой. Муки мало, сахару мало. Всем известно, что в большом селении Москве много товаров, муку лопатами насыпают. Сами на картинках видели…
— Нужно сначала послушать новости, а потом говорить самим, — перебил Сапыра Гывагыргин. — Тагам, говори, — обратился он к Глебову.