— Тут нет знаков, что это твои места, — ответили нагловатые пастухи Пылёка растерявшемуся Аннелё. — Сами олени пришли сюда. А олень не человек, ему не скажешь.
Не стал ссориться Аннелё, поговорил со своими и увел стадо в другое место. Но пока добрались до хороших мест, отощали важенки, разбивку стада поздно сделали. Приплод слабый был. А тут еще, когда появились телята, южак задул. После пастухи подбирали в распадках заледеневшие тела замерзших телят.
— Потерял удачу Аннелё, — сказали пылёковские пастухи и еще больше поверили в счастье Пылёка.
— Если трудно будет, помогу, — успокоил как-то Пылёк Аннелё, встретив его в тундре. — Настоящие люди всегда выручают друг друга из беды.
Посмотрел Аннелё на Пылёка, ничего не ответил, ткнул кенкелем левого оленя и помчался по тундре. А Пылёк с довольной улыбкой поехал в третье стадо к самой молодой жене. «Давно там не был, от молодой жены и мое тело молодым станет», — предвкушал старик радость встречи.
Все знал Пылёк. Его быстроногие посыльные обегали всю тундру. Сначала он ничего не имел против новой власти и даже согласился, когда предложили выбрать его председателем лагеркома: от этого ничего не менялось. Но Пылёка сильно встревожили и напугали последние события, когда стали клеймить оленей на одно ухо, делать стада общими и заново выбирать новые власти. К нему приехал человек из РИКа, предложил новым председателем выбрать бедняка Етыкая. Не понравилось это Пылёку.
— Какой Етыкай начальник! — зло рассмеялся Пылёк, а каюру приезжего как бы мимоходом намекнул: — Русскому легко в тундре замерзнуть. Тундра большая, ветры сильные. Занесет замерзшего снегом, и никто не узнает, как погиб человек.
Каюр знал Пылёка. Если старик сказал недоброе — хорошего не жди: его намеки всегда исполняются. Уговорил человека из РИКа, уехали.
А однажды примчался из самого отдаленного стада посыльный на быстроногих оленях, сообщил, что появился с ними рядом еще один чаучу Котгыргин. Вспомнил Пылёк, как встречался с ним когда-то на Большой реке, там, где деревья высокие. У Котгыргина тоже оленное счастье было, с Пылёком мог соперничать, а сейчас, передал посыльный, почти безоленным стал: все отобрали русилит. Задумался Пылёк. В другой раз узнал Пылёк, что едут к нему увэленские каюры, а с ними русские. Опять хотят новую власть выбирать.
— Меркычгыргыт! — выругался Пылёк. — Не бывать им здесь!
Ловко обвели пастухи Пылёка береговых. Потаскали их по тундре, а стойбищ и не показали. В пургу попали, собак кормить нечем стало. Пылёк хорошо знал, где находились едущие к нему, советовал бросить их в тундре, но пастухам жалко людей стало, вывели их к стойбищу Нутепынмын. Пылёку сказали, что едущие к ним сами дорогу обратно нашли.
Узнал Пылёк о собрании знающих в Нуттегине. Поехал. Правильно говорил Тамне, как настоящий чукча. Ставшие русилинами хуже, чем сами русилит: они жизнь чукотскую знают. Большую силу Тамне имеет. В знак дружбы поставил Пылёк метку Тамне на десяти самых лучших важенках. Звал к себе в стойбища Тамне, просил духовным помощником стать, но не дал согласия Тамне, сказал, что помогать и издалека можно.
От всех бед угнал Пылёк стада в горы, ушел подальше в глубь тундры, к озеру Иони.
Здесь и настигла его весть, что едет к нему Антымавле, с ним однорукий русский. «Что им от меня нужно?» — задумался Пылёк. Собрал всех пастухов.
— Етыкай, разве твое стадо не умножилось? Разве нет в твоей семье каждый день куска мяса и шкуры на одежду?
— Стадо мое умножилось в два раза, каждый день есть кусок мяса, одежда у меня хорошая, — ответил бойко Етыкай и тихо добавил: — Только дети большие стали, пора мужскую одежду носить…
— Гек амын — еще нет от них проку. Детей много, все равно что телят в стаде, на каждого даже по шкуре не хватит, — отвернулся от Етыкая Пылёк и обратился к другому пастуху: — А у тебя, Коравге?.. Чего у тебя нет? Разве твои сыновья нуждаются, ставши взрослыми?
— Нет…
— Нужно, чтобы не нашел нас Антымавле с одноруким. Пусть замерзнут в тундре!
Яранга Етувги стояла у самой горловины Кувлючинской губы, на галечной косе у отрогов Инрылинских холмов. В прошлом Етувги был чаучу, свое небольшое стадо имел. В один тяжелый год всех оленей потерял, осталось чуть больше двадцатки. Оставил их у Пылёка, а сам с сыновьями перебрался на берег.