— Больше показать нечего? — вкрадчиво спросил он.
— Есть, — спокойно ответил Антымавле, — пусть люди тоже видят.
— Что же, — не стал возражать Пылёк. — Пусть все видят позор анкалина. — Мэй! — закричал он в сторону яранг.
Антымавле стал быстро развязывать нарту.
— Это что? — пощупал рукой Пылёк мешок.
— Сахар. Только русилинский сахар, — подчеркнул слово Антымавле и подал кусок сахару.
Пылёк попробовал его на зуб.
— Такого у меня нет, — сказал он с завистью.
Рядом столпились молчаливые жители стойбища. Немного в стороне стояли женщины. Вышла из яранги Ыттынеут, старшая жена Пылёка, она присела на корточки и стала наблюдать за происходящим.
— А такое у тебя есть? — спросил Антымавле и развернул перед глазами яркий цветистый ситец.
— Кыке! — восхищенно ахнули женщины.
Привстала и Ыттынеут.
Пылёк словно и не слышал их, но видно было, что это подействовало на него. Он щупал руками ситец, разглядывал его горячими от восхищения глазами, но наконец спохватился, что показал слабость перед какой-то пестрой тряпкой.
— Мне камлейка будет хорошая, — и зло посмотрел на женщин, давая понять, что их восклицания ничто. «И зачем я позвал людей?» — ругал себя за оплошность Пылёк.
Понравились Пылёку и примусы, брезент мог пригодиться для летней покрышки яранги, привлекли внимание тонкие иголки, о каких не раз вспоминали женщины.
Пылёка словно подменили, он ласково повел Антымавле опять в ярангу:
— Надо там разговор вести, пусть другие не слышат.
Антымавле теперь знал, как надо себя держать. В пологе снова пили чай. На этот раз Пылёк разговорился:
— Я весь сахар у тебя возьму, материал, сколько есть, тоже давай. Три шипящих печки давай. Иголки тоже. Если хочешь, пусть возьму у тебя карабин, табак-папушку — возьму, спички можно. Наверно, если их подсушить, то будут загораться…
Тихий, заискивающий голос напомнил Антымавле Ринтылина. Страх исчез совсем.
— Только мне еще далеко ехать. Чаучу в тундре много, им тоже приятно будет ценный товар взять, — возразил Антымавле.
— Разве у меня нечем купить? — прищурил глаза Пылёк. — Ну-ка, принесите, — сказал он женщинам.
В полог внесли связку песцовых шкурок.
— С тобой можно торговые дела вести, — стал открыто заискивать Пылёк. — Сколько дашь за это?
Антымавле пересел ближе к свету и стал не спеша, со знанием дела перебирать шкурки: встряхивал, дул на мех, приглаживал снова рукой и каждую просмотренную откладывал и сторону. Когда из первой связки шкурок осталось две, Пылёк заставил женщин принести еще. На полу росла белоснежная груда.
Пылёк внимательно следил за движением рук Антымавле, за выражением лица, но понять ничего не мог. Лицо не выражало ни радости, ни скрытой жадности, как бывало у старых торговцев.
— Мои женщины умеют хорошо снять шкурку, — не выдержал Пылёк.
— Это верно, — согласился Антымавле и вдруг отложил в сторону одну, потом вторую. — Третий сорт, — пояснил он.
— Разве плохие? — привстал Пылёк, с беспокойством и тревогой глядя на шкурки.
— Нет, купить можно, но они хуже этих, — показал рукой Антымавле на основную кучу. — Все?
— Ты свое рядом положи, а там посмотрим.
Антымавле был озадачен. Он знал, что у Пылёка осталась в тайнике еще, пожалуй, такая же груда шкурок, если не больше. Чаучу хитрил и не хотел выкладывать все, он выжидал. Но даже на то, что лежало в пологе, у Антымавле не хватало товаров. Если он все отдаст, то не с чем будет ехать дальше. Глебов сказал, чтобы обязательно завести торговые дела с Пылёком. Пылёк согласен торговать. Еще Глебов сказал: скупить всю пушнину, какая будет у Пылёка. Как же быть?.. Он решился.
— Пусть вносят, все что лежит на моей нарте.
— Тагам! Быстрее! — почти крикнул Пылёк женщинам и с удовлетворением посмотрел на Антымавле.
Скоро вещи, привезенные Антымавле, и пушнина заняли весь полог. Антымавле отложил в сторону кусок ситца и стал выбирать по одной шкурке. Рядом с ним лежали портфель и счеты, которые он всегда брал с собой. Можно было бы продать Пылёку дороже, но нельзя, новый закон не велит. За ситец он отобрал пять шкурок.
— Вай, на. Это купил я. — И придвинул Пылёку кусок ситца.
Пылёк оторопел. Он не верил, что такая дорогая материя стоит всего пять шкурок. Хотел было высказаться вслух, но сдержался.