Могенсу нелегко далось скрыть свое разочарование. За дверью стоял не незнакомец, а мисс Пройслер, его квартирная хозяйка, — «зовите меня просто Бетти, как все», — сказала она в первый же вечер его переезда, но Могенс ни разу не позволил себе этого, даже в мыслях ни разу, — и вместо тщательно продуманной фразы, которую Могенс заготовил для встречи своего гостя, у него вырвалось лишь разочарованное:
— О!
Мисс Пройслер вскинула правую руку, которой она только что намеревалась постучать в дверь, и погрозила ему пальцем. Потом протиснулась — как обычно, не спрашивая разрешения, — в его комнату.
— О? — вопросила она. — Это что, новая мода приветствовать хорошего друга, мой дорогой профессор?
Могенс предпочел вообще ничего не ответить на этот провокационный вопрос. Ему и так стоило немалых усилий претерпевать назойливость мисс Пройслер, которую она, по всей очевидности, считала за подобающее выражение расположения к нему. Но сегодня выносить это было особенно трудно.
— Разумеется, нет, — чересчур запальчиво и несколько неуклюже ответил он. — Просто…
— …просто вы ждали не меня, знаю, — перебила его мисс Пройслер, поворачиваясь к нему и при этом — что не ускользнуло от Могенса — окидывая быстрым оценивающим взглядом комнату.
Мисс Пройслер была чистюлей и аккуратисткой, каких Могенс еще не встречал в своей жизни, притом что сам он порядок ценил превыше всего. Сегодня критический взгляд хозяйки пансиона не обнаружил ни пылинки, которая заставила бы ее неодобрительно сдвинуть брови. Последние полтора часа Могенс посвятил тому, чтобы убрать комнату и отполировать до блеска обветшалую обстановку — насколько это позволяла не менее полувековой давности, видавшая виды мебель, которой было обставлено его пристанище.
— Вы ждете гостей, мой дорогой профессор? — продолжила через пару секунд свой монолог мисс Пройслер, так и не дождавшись ответа.
— Да, — буркнул Могенс. — Неожиданно дал о себе знать бывший коллега. Я, разумеется, предупредил бы вас, но известие пришло действительно внезапно. Мне не хотелось беспокоить вас по мелочам. У вас столько дел!
Обычно такой ссылки на ее работу — по отношению к мисс Пройслер это означало не что иное, как содержать пансион с одним жильцом на длительный срок и двумя другими, а также и прочие комнаты, большую часть времени простаивающие пустыми, и при этом устраивать непрерывную охоту на каждую пылинку и крошку сора, имевшие непростительное легкомыслие вторгнуться в ее приют — было совершенно достаточно, чтобы вернуть ей милостивое расположение духа. Сегодня нет. Напротив, она вдруг слегка рассердилась, потом ее взгляд на какое-то мгновение оторвался от его лица и скользнул по телеграмме, хоть и вскрытой, но лежавшей лицом вниз на письменном столе. Что Могенс в этот короткий миг прочитал в ее глазах, так это то, что содержание телеграммы ей прекрасно известно.
Ну, разумеется, она его знала. А чего он ожидал? По всей вероятности, она знала его еще до того, как он сам с ним ознакомился. Томпсон — маленький городок, в котором все всех знают и ничего не происходит без того, чтобы тут же стать достоянием общественности. И все-таки осознание этого факта так разозлило его, что ему на какое-то мгновение изо всех сил пришлось сдерживаться, чтобы не поставить свою квартирную хозяйку на место. В результате он только улыбнулся и сделал движение, которое мисс Пройслер могла принять за пожатие плечами или за то, что она там хотела.
Еще через секунду в глаза мисс Пройслер вернулась насмешливая улыбка, и она снова подняла указательный палец, чтобы шутливо погрозить ему.
— Но дорогой мой профессор. Разве это признак хорошего воспитания — обманывать старую приятельницу?
У Могенса вертелось на языке сказать, что в ее высказывании верно одно-единственное слово — «старая», но ему в самом деле помешало хорошее воспитание. Не говоря уж о том, что было бы неразумно портить хорошие отношения с мисс Пройслер, по меньшей мере, до того как он узнает, кто все-таки его таинственный гость и чего тот от него хочет. Посему он не ответил и на этот вопрос.
Мисс же Пройслер явно не была расположена так быстро сдаваться — что Могенса ничуть не удивило. Если и было в его квартирной хозяйке то, чем он — пусть и против своей воли — восхищался, так это ее настойчивость. С первого же дня мисс Пройслер не оставляла ему сомнений, что она так или иначе постарается заманить хорошо сложенного, приятной наружности долгосрочного постояльца в свою мягкую постель и, вероятно, еще более мягкие объятия — от одной только мысли об этом Могенса бросало в холодную дрожь. Предполагаемая им мягкость объятий мисс Пройслер основывалась отнюдь не на ее алебастровой коже или нежной душе, а скорее на несколько чрезмерном количестве фунтов, которые отложились на ее фигуре за те годы, на которые она опережала его. Могенс никогда не спрашивал ее о возрасте уже потому, что один этот вопрос создал бы между ними некую близость, которой он определенно не желал, но сам оценивал ее возраст приблизительно так, что она могла бы быть его матерью. Ну, может, не совсем, но приблизительно.