Конец фразы буквально застрял у него в горле, когда он увидел, на что упал луч его лампы.
Прямо перед мисс Пройслер рухнувший потолок разбился вдребезги, но чуть в стороне из кучи обломков торчал кусок растрескавшейся колонны величиной с человеческий рост, и большая плита задержалась на нем, образуя под собой полое пространство.
Оно и стало смертельной ловушкой. Навскидку Могенс насчитал с полдюжины тел, плавающих в крови с раздробленными головами и конечностями. Он отметил, что это были женщины — исключительно женщины, очевидно, сбившиеся сюда, когда начал рушиться потолок. Устоявшая колонна не дала несущемуся сверху потолку раздавить их, как молот гигантского пресса, но спасти не могла. Свод обрушился не полностью, но смертельный дождь острых обломков расколовшихся плит ринулся на несчастных женщин. Судьба подарила им всего лишь две-три дополнительные секунды жизни, чтобы потом вернее поразить.
— Это… те женщины, которых вы видели? — спросил он срывающимся голосом.
— Да… думаю, да, — ответила мисс Пройслер с запинкой и так же тихо. — Но я не уверена… — Она нервным движением прошлась рукой по губам и подбородку. Голос окончательно отказал ей.
Могенс мог понять ее неуверенность. Смерть этих несчастных наступила быстро, но не безболезненно. Они были буквально забиты камнями и являли собою жалкое зрелище. Единственным живым существом в неровной импровизированной пещере была темноволосая девушка, которая склонилась на коленях и мерно раскачивалась из стороны в сторону. По крайней мере, хоть перестала кричать.
— Позаботьтесь о ней, — сказал Могенс. — Пожалуйста.
Мисс Пройслер наконец преодолела оцепенение и медленно побрела к девушке. Могенс собрал всю свою волю и присел возле ближайшего трупа. Раздался негромкий, но явственный хруст, и Могенс постарался внушить себе, что это хрустнули его колени, а не потолок над головой.
Как он и полагал, женщина была мертва. Град бесчисленных осколков, просыпавшийся с потолка, превратил ее лицо в кровавое месиво, так что возраст было сложно определить. Единственное, что мог сказать Могенс: она не была так юна, как их девушка, правда, до возраста мисс Пройслер ей также было далеко, но в то же время вид у нее был изнуренный и даже некоторым образом дряхлый, будто жизнь в бесконечной череде страданий выпила из нее больше соков, чем у иного за более долгий срок.
— Профессор! — позвала мисс Пройслер.
Могенс не стал отвечать, а повернулся к следующей погибшей, потом к следующей.
Наверное, это было самое неприятное из всего, что ему приходилось делать в жизни, но он считал, что просто обязан, хотя бы бегло, осмотреть каждое тело, чтобы удостовериться в их смерти. Втайне он поймал себя на том, что вероятность найти среди трупов еще одну или несколько выживших вселяет в него панический страх.
— Профессор! — еще раз окликнула его мисс Пройслер.
В ее голосе звучали пронзительные нотки. Тем не менее Могенс довел свое дело до конца, убедившись, что все женщины мертвы, испытывая при этом двойственное чувство: с одной стороны, его переполняли скорбь и бесцельный гнев, с другой же — он испытывал облегчение, которого стыдился, но которое тем не менее присутствовало.
— Профессор! — на этот раз в голосе мисс Пройслер явственно слышались замешательство и даже легкая паника.
Он поднял встревоженный взгляд, и его глаза округлились.
Девушка все еще сидела на коленях и тихонько раскачивалась. Ее глаза были закрыты, а к груди она прижимала закутанный в лохмотья сверток. Могенсу показалось, что он слышит негромкий протяжный напев.
Полный дурных предчувствий, он поднялся и подошел ближе. Его дурное предчувствие переросло в подлинный ужас, когда он увидел, что находилось в свертке, который она так отчаянно прижимала к груди.
Это был младенец.
И в то же время нет.
Несомненно, сосунок, самое большее месяца три-четыре отроду, но так же несомненно — это не был человеческий ребенок. Его кожа была покрыта густым бурым пушком, который позже, безусловно, превратится в жесткую шерсть. Ручки, крохотные, как и должно быть, уже сейчас напоминали лапы хищника с острыми когтями, а не человеческие пальчики. А вместо лица Могенс с отвращением увидел вытянутый треугольник шакальего черепа.
Это был упыренок.
С полминуты, а то и больше Могенс просто стоял и смотрел на мерзкое отродье, лежащее в руках молодой женщины. У него возникло чувство, что земля уходит из-под ног, но на этот раз дело было не в землетрясении. Вокруг него все кружилось. Ужас, объявший его, на этот раз был другого, нового рода, и корень его лежал не в том, что он видел, а в том, что это значило — пусть даже такая мысль была слишком гротескной и страшной, чтобы ее принять.